Интервью с Сергеем Тармашевым: «Люди хотят постапокалипсиса»

Интервью с Сергеем Тармашевым: «Люди хотят постапокалипсиса»

В то время как серьезные писатели и критики кричат о гибели русской литературы и культуры, фантасты и авторы детективов ничуть по этому поводу не беспокоятся и даже не находят, что современная литература переживает кризис, ведь их «продукция» продается миллионными тиражами, несмотря на весьма сомнительное качество. Перед вами небольшое интервью взятое у современного писателя — Сергея Тармашева.

— В вашем последнем романе человечество ждут мрачные перспективы — мы все превратимся в орков и мутантов. Как вы считаете, все так и будет?

— У меня все романы очень позитивные, и «Тьма» в том числе. Да, мир умирает в ядерной катастрофе, в другой книге — в генетической катастрофе. Но потом он возрождается в очищенном и обновленном виде. Это очень позитивный мир — там все светлое, зеленое, цветущее. А орки и мутанты — это просто новая форма жизни. Вообще, да, в моих книгах — одни прогнозы. Мой последний роман так и задумывался, как намек на то, что старый мир, технологический, сделал то, чего так долго добивался, — уничтожил себя и угробил родную природу.

Мы же к этому движемся семимильными шагами и обязательно к этому придем! Но природа намного древнее и сильнее, чем люди, она знает, что ей делать. Человек для нее просто опасный паразит. Нельзя бесконечно издеваться над родной планетой, рано или поздно ей это надоест и она примет меры. Человечество на данном этапе развития своим отношением к природе, к ресурсам, к окружающей среде очень сильно напоминает паразита, который завелся в здоровом организме и сосет его, сосет, пока не уничтожит.

Те, кто сейчас живет на планете, гордо именуя себя людьми, в моих книгах представлены точь-в-точь как в реальности. Я даю прогноз, чем все это кончится. Мой герой путешествует, смотрит на людей и не понимает их: почему они так нелогично, неправильно себя ведут?

— А как вы думаете, эти ваши прогнозы могут повлиять на ситуацию в лучшую сторону?

— Вряд ли они могут как-то повлиять на ситуацию. Однажды на встрече с читателями один человек задал мне вопрос: вот у вас все так печально, ядерный взрыв, человечество гибнет в катастрофе, но вы ведь понимаете, что в реальности такого быть не может, что люди теперь сознательные и мы этого не допустим. В тот момент мне стало очень смешно. Я спросил его: кто этого не допустит — вы лично? А вы кто такой и что вы реально можете сделать, чтобы предотвратить ядерную катастрофу? Да на вас плевать хотели те, кто реально способен что-то изменить на земле! Они живут в своем мире, который к нам, обычным гражданам, никакого отношения не имеет. Если вы не член правительства или как минимум финансовых группировок, то вы ничего в сегодняшней ситуации изменить не можете. Когда собирается толпа и орет о своем несогласии, то максимум, чего она может добиться, — получить по башке дубинками. А что изменится в стране (я даже не говорю о планете) от того, что кто-то пострадает в этой толпе? Ничего. Человек, считающий, что он один может что-то изменить в мире, — наивный глупец.

— Но в ваших книгах, кстати, все как раз наоборот — один человек способен повлиять на будущее всего человечества. Почему?

— Так я же фантаст! У меня в книгах человек обладает сверхъестественными способностями. Мой герой — великий и могучий маг. Но в реальной жизни таких людей нет. Мы не можем родиться великими магами и изменить мир по своему желанию. Один человек, даже если он добрался до самого верха, может изменить мир с той же вероятностью, с какой в моих книгах рождаются великие маги: один на целую серию, даже, наверное, еще меньше. А обычный человек и вовсе не должен питать иллюзий — ничего он не изменит.

— В ваших книгах встречаются эльфы, гномы и орки. А почему вы используете эти узнаваемые формы, а не придумали свои, новые?

— Поэтому и взял, что они узнаваемы. Так интересней читателю. Привычней и понятней. По сути, только названия те же, а персонажи совсем другие. «Орки», «эльфы», «некроманты» — это привычные слова, которые после катастрофы стали названиями новых народов, потому что они вспыли в памяти людей. Так был роман изначально задуман.

— Вы бывший военный. А писательство вроде как работа сидячая, мирная. Почему вы стали писателем?

— А почему бы нет? Я никогда не понимал этого стереотипа: военный может стать милиционером, тупым охранником и никем, где нужны мозги, потому что у военных мозга нет. Военные очень разные, однако почему-то считается, что гражданские — это люди, а военные — не люди, это дубы. Лермонтов был поэтом — он что, был изнеженным мужчиной? Нет, он был офицером. Денис Давыдов был поэтом и героем войны! Конечно, писательство считается работой сидячей. Так я и писать-то начал после того, как от активной службы отошел. Во время службы писательством я не занимался, пишу только третий год. За это время у меня вышло пять книг.

Я никогда не скрывал, что пишу ради денег. Мои первые писательские опыты долго пролежали в столе. Один мой хороший друг имел отношение к издательству. Я пришел к нему с рукописью за советом. Попросил прочесть и оценить. Решил: скажет шлак, так я выкину, скажет нет, буду писать. Он решил, что рукопись надо печатать. Так я стал писать книги. Точнее, так я попал на рынок.

Сегодня литература — это рынок. Может, оно даже и к лучшему. Я стараюсь соответствовать законам рынка. Писателем я стал, когда стало понятно, что моя книга хорошо продается, и когда мне объяснили, что если я буду так писать, то на этом можно заработать. Я посчитал, сравнил с офицерской пенсией и понял, что писателем быть лучше. Все очень прозаично, и никакой романтики. Какая может быть романтика в нашем мире?

Я вышел на рынок с первой книгой. А потом, из-за того, что это рынок, мне пришлось забыть про несколько идей или надолго их отложить. От меня все ждут апокалипсиса. Я про него и пишу. Есть писатели, которые пишут в высоких жанрах. Я не претендую на высокую художественность, моя задача — сделать увлекательную вещь.

Я пишу фантастику, это массовая развлекательная литература. Человек взял книгу, прочел, получил удовольствие. Если понравилось, прочел снова, но, скорее всего, просто отложил в сторону и забыл о ней навсегда. Поэтому я стараюсь писать интересные вещи, чтобы они нравились читателям, а не просто зарабатывать на этом деньги.

— Что сегодня в жанре фантастики пользуется особым спросом у читателей?

— В книжном бизнесе прекрасно знают, что людям сегодня интересно читать. В этом плане люди делятся на две категории: первая часть заявляет, что ей нужна качественная высокохудожественная литература, с интеллектуальным потенциалом и так далее. Вторая хочет развлечений, зрелищ — почитать и отдохнуть. И первых на порядок больше, чем вторых. Но парадокс в том, что книги, отвечающие запросам первой категории, не продаются вообще.

Да, они получают премии и призы, но их тиражи — это слезы, прямое доказательство того, что их не покупают. А книги «второй категории» расходятся стотысячными и выше тиражами. Отсюда вывод: скорее всего, люди лгут, говоря о своих истинных литературных вкусах. Это все слова — какие они высокоинтеллектуальные, подайте им высокую культуру! Практика показывает, что падки они совершенно на другое.

В жанре фантастики сегодня безоговорочный лидер — «постапокалипсис». Некий кошмар, погрузивший цивилизацию в хаос, и остатки цивилизации, как могут, барахтаются в нем. Сейчас читают это. Время «Властелина колец» давно прошло. Мне читатели почти три с половиной тысячи писем написали. Требуют книгу в духе «Сталкера». И глупо игнорировать их пожелания.

Причем нравятся именно те вещи, где кошмар только наступает, — всемирная разруха и бесперспективная, беспросветная деградация. Нравится людям, что ж поделать?! Борьба за выживание в бесперспективных условиях. Я ведь ставил другую цель: у меня апокалипсис только начало. Передо мной стояла задача показать новое возрождение человечества, жизнь после катастрофы. Поэтому я начал свою серию, а не вошел в какую-то уже известную серию на подобную тему.