На этот раз королева распорядилась лично и никакой комиссии для согласования контрпретензий не назначала. Она признала действия актеров недопустимыми и велела немедленно закрыть все театры, до особого распоряжения (сезон, кстати, кончился). В дальнейшем, основываясь на уже известном пункте городских хартий, она признала все права и обязанности цензорской власти лорд-мэра, подтвердив их тем, что постоянная комиссия, ею организуемая для наблюдения за всеми театральными предприятиями, равно как и для решения всех возникающих по ним вопросов, не созывалась бы в отсутствие лорд-мэра и решения комиссии без его участия законной силы бы не имели.
       Комиссия составлялась из представителей всех заинтересованных в театре лиц и учреждений: один представитель от государственной цензуры, один от вельмож, покровителей театров, заведующий развлечениями королевы и лорд-мэр или кого он найдет нужным прислать за себя. Беспристрастие решений комиссии настолько определялось этим составом, где на лорд-мэра приходилось три государственных чиновника, что глава Сити сказался больным в день, назначенный для ее первого заседания. Королева распорядилась отложить открытие работы комиссии до выздоровления его милости. Лорд-мэр вынужден был исцелиться, но дела, пришедшие в расстройство за время его болезни, не позволили ему лично прибыть к месту заседания, сложить же на другого бремя столь почетной обязанности он не видел возможности.
       К началу театрального сезона было решено, что комиссия соберется, когда пожелает лорд-мэр, а до того она работать не будет; все же ее права и обязанности на это время переходят к заведующему развлечениями королевы, который и будет самостоятельно выносить решения по всем делам, связанным с репертуаром и прочим, под свою личную ответственность перед ее величеством.
       Так кончилась долгая борьба за идеологическое руководство театром. Город был побежден, но театр не мог считать себя победителем. Раньше он был способен, лавируя между требованиями обоих противников, урывать себе признаки свободы действия, теперь он оказался в фактическом подчинении двору.
       Впрочем, диктатура двора на первых порах была как будто не очень жесткой. Пуританской проповеди надо было противопоставить уже раз победившую ее театральную агитацию. Но для этого надо было, чтобы горожане посещали театр не менее усердно, чем собрания пресвитерианских проповедников, а волна зрителей, захлестнувшая театры в дни памятного диспута, упала так же быстро, как и поднялась, сменившись общим отливом горожан от театра. Необходимо стало вернуть их в театр, а этого нельзя уже было сделать, не поступившись некоторыми особенностями репертуара, что без всякой инспирации было ясно театральным заправилам.
       Им было не менее того ясно, что третья редакция театральных текстов не является окончательной, однако, они не видели ни способов, ни средств, ни лиц, способных произвести новую реформу. Генсло было особенно трудно это сделать, так как его театры были уже оборудованы для производства пьес определенного типа. Его поэты готовы были на любой заказ, но личные их вкусы и манера работать не могли обещать скорой перестройки установившегося драмоделия. В более легком положении оказывался "Театр". Антреприза Джемса Бербеджа, числившаяся за лордом камергером, до сих пор играла по старинке пьесы домотканного репертуара, который совершенно устарел и требовал замены. Опыт Генсло не соблазнял компанию к приглашению поэтов со стороны, так как все яснее становилось, что большинство изготовленных им пьес, в виду своей специфической литературности, мало пригодны для той усложнившейся игры актеров, которая успела развиться в прочном и замкнутом семейном коллективе "Театра".
       Новую редакцию должны были проводить уже не поэты, а актеры, поскольку им пора было уже научиться писать стихи, которые они выучились произносить или слышать на сцене.
       Известно, что именно у Бербеджей и объявился такой актер, что объявился он в группе администраторов театра, что это был свежий в городе человек и прибыл он в него недавно, а также, что его звали в актерской среде "Вилли", а в официальной переписке мэйстер Вильям Шекспир, джентльмен.
     

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ
       Во все периоды своего существования в городе и в меру своего оседания в нем театр был предметом и участником борьбы за идеологическое руководство между двором, стремившимся к бюрократической централизации средств пропаганды, и Сити, желавшим сохранить за собой возможность пропаганды на участке, еще не захваченном абсолютизмом и по статутному праву принадлежащем городским советам.
       Во все периоды этой борьбы театр отстаивает свой репертуар и перерабатывает его в связи с новой материальной и политической обстановкой.
       К периоду окончания второй редакции текста сюжетные возможности драматургии близки к исчерпыванию, и драматическое творчество упирается в "кризис фабулы".
       На всем протяжении первой и второй редакции драмоделие находится в руках актеров -- членов компании. Оно анонимно и коллективно.
       Переход к белому стиху и приглашение университетских поэтов осуществляется по инициативе Генсло в системе театров, им контролируемых. Оно не меняет коллективного характера происхождения текстов. Новые тексты являются в подавляющем большинстве переработкой старых текстов, что вызывается продолжением все того же кризиса фабулы. Личное упоминание отдельных поэтов в записях Генсло не меняет того факта, что контрактуемый вел работу сообща с товарищами по группе. Текст остается попрежнему анонимным и коллективным. Другого текста елизаветинская драматургия фактически не знала.
       Драматурги не были заинтересованы в личном авторстве, так как оно не повышало ни в чем их доходов с названия, в количество выработки при единоличном писании понижалось; драмоделие не считалось квалифицированным литературным трудом и не создавало драмоделу положения ни в обществе, ни в литературе.
       Стиль изложения текстов, созданных университетскими поэтами, отличаясь книжной изощренностью, рассчитанной на оценку специфических любителей приукрашенного слога, соединенный с недооценкой особенностей сценического построения поэмы, назначенной для игры актеров, и возрастающая отсталость идеологии поэтов богемы в ходе завершения периода первоначального накопления требовали новой замены их текстов последующей редакцией, которую они не могли выполнить. Разочарование в драматических способностях пришлых поэтов заставило театры искать драматургов в своей среде, и выполнить это удалось раньше всех "Театру", в котором актерское анонимное драмоделие продолжалось неизменно и непрерывно.
     

    ГЛАВА ВТОРАЯ

    ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА. НЕОБХОДИМОСТЬ ИЗУЧЕНИЯ БИОГРАФИИ ШЕКСПИРА
       Как уже было сказано, появление Шекспира на драматургическом поприще было связано с необходимостью создания новой, четвертой редакции сценических текстов, которая, будучи написана метрическими приемами, уже введенными в театральным обиход деятельностью поэтов-академистов, писалась бы на этот раз лицами, близкими театру, знающими сцену, по возможности же самими исполнителями текста на подмостках.
       Это означало возврат к традиции актера-драмодела, который творил на базе новых технических завоеваний театра, получившего наконец все гражданские права и вошедшего в общий состав городского устройства как учреждение, подчиненное непосредственно двору.
       Известно, что Шекспир блистательно справился с возложенной на него задачей и что созданная им редакция, явившись окончательной для текстов, на которые она распространилась, стала образцом для подобной же работы его современников и непосредственных продолжателей над текстами, не прошедшими его обработки. Сомнение возникает только в пределах распространения понятия редактирования: сколько именно и какие пьесы Шекспир редактировал по чужому тексту, а сколько и какие он написал один от первого до последнего слова. Распространенное в недавнем прошлом мнение о Шекспире как о единоличном изобретателе всего заключенного в 37 пьесах его посмертного издания, в наши дни надо считать окончательно опровергнутым, и вопрос сейчас обсуждается уже не по существу, а по степени.
       Действительно, еще в начальный период шекспировского творчества появились образцы ярко и принципиально индивидуальной драматической поэзии. Основатель и руководитель этого движения Бен Джонсон начисто отвергал все сделанное своими предшественниками в "сценической поэзии", высмеивая даже самый этот термин. Начиная с комедии "Всякий по-своему", он настаивал на необходимости решительным образом порвать со старым отношением к сценическому тексту и сочинять его так же, как и любое произведение "настоящей" литературы. Он с большой последовательностью и настойчивостью именовал свои комедии и трагедии поэмами и гордился не только звучностью отдельных стихов и монологов, но и изобретательностью в области сюжетосложения и композиции целого на основе применения античных канонов к обстановке современной ему сцены.
       Таким образом, вопрос теперь ставится так: являлся ли Шекспир временным последователем техники традиционного драмописания, поверх порученного ему театром текста, или впоследствии, под влиянием примера Бен Джонсона, переменившим свой творческий метод и ставшим одним из создателем новой школы драматургов, или он остался при той манере письма, которую принял по наследству от своих предшественников, а по традиции от того театра, в котором работал и во главе которого стоял. Одним словом, кем был Шекспир: драматургам-профессионалом или актером-драматургом, теа-администратором-драматургом.
       Разрешить этот вопрос, не зная характера жизни и деятельности Шекспира, невозможно, а, как легко увидеть, от решения этого вопроса зависит наше отношение к характеру темпа, оставленного нам посмертными издателями шекспировского наследства, к его анализу и его толкованию.
       Биография Шекспира была впервые составлена Джоном Ро в 1709 году -- через девяносто два года после смерти поэта -- и основывалась, главным образом, на изустном предании, самые старые источники которого восходят к концу семнадцатого века, то есть отделены от времени жизни Шекспира не менее как на 70 лет. С тех пор биография продолжает уточняться и дополняться до наших дней. Основными источниками ее служат: 1) официальные и нотариально заверенные акты и документы -- источник точный, но ограниченный по своему характеру; 2) упоминания современников Шекспира, oтноситeльно нeмногочиcлeнные; 3) предания, сложившиеся уже после смерти поэта и часто явно несостоятельные (сверка и сопоставление этих трех основных источников является постоянной работой исследователей жизни и творчества Шекспира); 4) текст сочинений Шекспира. Он использовался как источник биографии главным образом в XIX веке. Шекспир отождествлялся с тем или иным героем его произведения и на основании этого отождествления подбирались соответственные биографические признаки у героев других произведений Шекспира, затем путем толкования его сонетов создавалась картина душевных переживаний Шекспира в различные эпохи его жизни. Занимательные сочинения, написанные по такому способу, биографиями намного характера считаться не могут и должны быть отнесены к области беллетристики. К ней же приходится отнести и те родословные, которые Шекспир и его отец представляли в управление герольдии на предмет получения герба, возводя свой род к XIII веку.
       Не следует также забывать, что со времени последней публикации у нас биографии Шекспира прошло около сорока лет и что за это время изучение его жизни обогатилось рядом новых данных, а изучение жизни его современников дало нам целый ряд открытий, о возможности которых сорок лет тому назад даже и не догадывались, -- и своевременность беглого обзора фактов и событий из жизни поэта вряд ли может оспариваться. Ее необходимость для нашего исследования установлена вышесказанным и подтвердится последующим. Сказать, как работал Шекспир, нельзя, не зная, кем он был и какую жизнь прожил.
     

    ИМЯ ШЕКСПИРА
       Начертание фамилии Шекспир, что по-английски означает потрясающий (шэк) копье (спир), при жизни поэта еще не было закреплено, разделяя в этом участь большинства собственных имен и фамилий того времени.
       Насчитывается до восьмидесяти вариантов написания его фамилии. Сам поэт зачастую менял ее орфографию, выбрасывая из нее непроизносимые фонемы, когда места для подписи было мало, а выйти из его пределов он не хотел или не мог, -- когда он, например, подписывался на узкой полоске пергамента, поддерживавшей восковую печать купчей крепости, или скреплял своим росчерком каждую из первых страниц завещания. Сейчас принято писать его фамилию так, как он написал ее на последней странице этого документа, где после нее осталось еще с четверть листка белой бумаги, где писать ему никто не мешал и где он выбрал для своей подписи самое богатое буквами начертание фамилий.
     

    РОД И РОДНЯ
       Эта фамилия была распространена в графстве Уорвикском, но не в его главном городе Стратфорде на Авоне, где родился и вырос поэт. Шекспиры держались к северу от Стратфорда, и отец поэта был первым из них ко времени поселения в городе.
       Он и его сын, домогаясь герба, ссылались на родословную, тем более красноречивую, что она была вымышленной: они в ней возводили себя к "славной" памяти Вильяму Шекспиру, повешенному в 1248 году за кражу в селеньи Клоптон, ближайшем от Стратфорда на север. Дело было, конечно, не в деятельности этого предполагаемого предка, а в древности упоминания имени в официальной переписке. Департамент герольдии, надо сказать, отверг и родословную и претензию, на ней основанную. Герб Шекспир получил в конце концов, но уже вне связи с висельным родством.
       Его отец, Джон Шекспир, имел отнюдь не авантюрную жизненную карьеру, хотя, как и жизнь большинства людей его времени, она не обошлась без достаточного количества материальных превратностей. Он был сыном Ричарда Шекспира, который жил к северо-западу от Стратфорда у Снитерфильда, владея небольшим участком земли и арендуя два других побольше у соседа Роберта Ардена из Вильмкота. Джон Шекспир, сын Ричарда, женился на Мэри Арден, дочери Роберта Ардена.
       Мы ничего не знаем о подробностях этой сельской и деловой идиллии кроме того, что молодые не остались в деревне, а, видимо, вскоре после, брака перебрались в город. Там присутствие Джона Шекспира обнаруживается впервые официальным постановлением городского суда: 1552 года, 29 апреля он был оштрафован за вываливание мусора на улицу перед домом, ему принадлежащим. В городской росписи участников мистерий Джон Шекспир значился по цеху, объединявшему перчаточников, кожемяк и воротниковщиков. Предание довольно позднего происхождения настойчиво приписывает ему вдобавок к этому еще и торговлю шерстью, равно как и владенье городской скотобойней.
       Документально сведения эти никак не подтверждены, но состоянию в названном цехе не препятствовало бы владению и участию в указанных предприятиях. А вот владение домами можно установить с большой точностью: в 1556 году куплен был дом на Хенлеевской улице, да другой -- на Гримхильской. Через год (1557) Джон прикупил еще два дома, место которых определить не удалось, так как в акте оно никак не указано, а владение определяется именами продающих застроенный участок. Через пять лет (1562) за Джоном Шекспиром числится уже пять домов: пятый стоял рядом с первым, хенлеевским. Который из них позже приобретен -- трудно определить; один, во всяком случае, числится сейчас во всех путеводителях как место рождения поэта, а другой получил название шерстяного склада.
       Легко понять, откуда взялись у Джона Шекспира свободные деньги на покупку домов. Он приобрел первый из них именно в том 1556 году, когда умер его тесть Роберт Арден, который щедро наделил дочь: ей отошли далеко не худшие его земли: Асби, что близ Вильмкота, и усадьба в Снитерфильде. Есть основание думать, что деятельность Джона Шекспира в городе развивалась успешно и без помощи тестева наследства, потому что оно не создало ему нового положения, а только позволило широко развить уже достигнутые успехи. Если через десять лет по смерти Роберта Ардена отец Шекспира был уже ольдерменам, то через два года после этого, в 1568 году, он оказался выбранным в бэлифы, должность судебно-полицейская, распространяющая свое влияние за пределами собственного города и делавшая своего обладателя первым лицом в нем.
       Дом Джона Шекспира становился центром, где собирались городские именитости и пригородное дворянство. Он мог быть доволен достигнутым положением, которое, как всякий отец, надеялся передать детям. Их у него было довольно много: восемь человек. Двумя старшими были дочери. Будущий поэт, Вильям, родился третьим, но был первым сыном; по английским законам он являлся единственным наследником отца.
       Нет официальных данных о дне его рождения. Мы знаем только, что он был крещен 25 апреля 1564 года. Биографы, основываясь на предании, полагают, что Шекспир родился 11 апреля 1564 года. Легко видеть источник этой уверенности: она основана на поверии, говорящем, будто знаменитые люди умирают в тот же день, когда родились.
       После Вильяма семья Джона Шекспира умножилась еще тремя братьями и двумя сестрами. Никто из них не оставил о себе сколько-нибудь примечательных воспоминаний, кроме младшего в семье, Эдмунда, родившегося в 1580 году, о котором мы знаем, что он был актером в труппе своего знаменитого брата Вильяма и похоронен в Лондоне.
     

    ГОДЫ УЧЕНИЯ
       Нам ничего не известно о детстве поэта. Нет причин полагать, что оно чем-либо отличалось от детства его сверстников в Стратфорде. Как и они, он бегал по городским улицам, лазил в чужие сады поверх невысоких каменных стенок, удил рыбу в речке и играл в мяч на городском лугу и, когда пришло его время, был послан учиться в городскую школу, как и его сверстники.
       Программа ее ничем не отличалась от программы начальной школы того времени. В ней учили читать, писать, считать и разбираться в латыни. Латынь, как мы знаем из школьного архива, была поставлена хорошо. Выше уже было сказано, что значение ее в то время было весьма велико, поэтому нет ничего удивительного, что городской совет не жалел денег на наем преподавателей-латинистов. Он платил им больше того, что получали доценты университетов, и во главе стратфордской школы с 1554 по 1624 годы стояли именно доценты Оксфордского и Кембриджского университетов, из числа которых было несколько небезызвестных по тому времени поэтов-латинистов. С 1571 года мы находим на этом месте некоего Саймона Хента, занимавшего должность в течение пятилетия, после которого он сбежал в Дуэ и обнаружил свою принадлежность к славному ордену иезуитов. Для того чтобы в течение пяти лет стоять во главе преподавания одной из английских школ, человеку, время легального жительства которого в королевстве было ограничено сорока восемью часами и которому на протяжении любого часа прожитых им пяти лет грозило не только сожжение на костре и многодневное предварительное мучительство протестантских следователей, надо было обладать большим характером, исключительной твердостью убеждений и непогрешимой тактичностью поведения. Вообще надо было быть личностью незаурядной.
       Очень соблазнительно видеть в Саймоне Хенте объяснение той симпатии, с какой нарисован Шекспиром образ монаха Лоренцо, образ столь отличный не только от представления тогдашней театральной аудитории о монахах, но и от трактовки того же монаха у поэта Брука и новеллиста Пантера. Биографизм многих исследователей последнего времени находил особое удовлетворение в нахождении сходства ученического почтения Ромео к Лоренцо с возможностью таких же отношений Шекспира и Хента. Все это много упрощало бы наше изучение текста первой трагедии нашего поэта, имей мы возможность утверждать, что Шекспир учился в школе в пору, когда Хент в ней начальствовал. К сожалению, мы можем с большим основанием утверждать противное.
       Предание очень настойчиво утверждает, что Шекспир полного обучения не прошел. Дела его отца пошатнулись, и мальчик был взят из школы с применением его способностей на пользу домашнего хозяйства.
       Дела Джона Шекспира начали портиться именно в 1571 году (время вступления в должность Саймона Хента). В этом году открывается ряд процессов о взыскании долгов, которые то Джон Шекспир взыскивает со своих должников, то кредиторы требуют их с Джона Шекспира, Все говорит за то, что именно в это время Вильям был взят из школы. Хозяйственная его деятельность тем же преданием определяется весьма категорически. Его поставили бить скот на отцовской скотобойне, и мальчик относился к своему делу с большой патетикой, "обставляя акт убиения теленка в высоком стиле обращением к жертве с монологом о готовящейся ей участи".
       Есть теперь основания сомневаться в точности утверждения Доудэлля, сложившегося со слов пономаря, показывавшего ему могилу поэта в 1693 году, и подробностях о монологе теленку, удержанных Обри из рассказа Бенсона, сына товарища Шекспира, актера в 1681 году. К концу семнадцатого века уже забылось то обстоятельство, что в шестнадцатом столетии мелкий скот, в смысле убоя, приравнивался к птице, и эта операция производилась домашними средствами во дворе. Зато мы знаем теперь, что "закалывание теленка" -- в свое время пародия на бой быков. Пародия входила в непременный репертуар странствующих акробатов, дав и общее название их представления, независимо от того, "убивался на них теленок" или нет. Здесь, повидимому, клочок какого-то выветрившегося предания о раннем лицедейском и, по всем видимостям, любительском выступлении подростка Шекспира, которое в свое время забыли, а потом уже лет через семьдесят после его смерти стали вспоминать и переосмысливать.
     

    СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА
       Если предположить, что молодой Вильям и был отозван из школы не в 1571 году, то уж наверное это случилось в конце следующего года, так как за этот небольшой период времени Джон Шекспир, первое лицо в Стратфорде и окрестностях, превратился в злостного неплательщика по своим обязательствам, стал прятаться от людей и игнорировать судебные повестки своих кредиторов настолько, что даже был издан приказ о его разыскании и насильственном приводе в суд.
       Распоряжение, данное в 1573 году, кажется, не было приведено в исполнение, да и в ближайшие годы произошла некоторая перемена к лучшему: в 1575 году Джон Шекспир оказывается способным произвести капитальный ремонт своей недвижимости на общую сумму в сорок фунтов. Это была последняя улыбка Фортуны. На следующий год она решительно от него отвернулась: он уже не смеет показываться на заседаниях ратуши, членом которой еще продолжает числиться, еще через год его вынуждены освободить от добровольного налога в пользу бедных. За тринадцать лет до того, в 1564 году, он подписал в их пользу высшую сумму в городе. Но теперь с него вынуждены снять и ничтожный налог на содержание местной милиции. Его освобождают от того же сбора и два года спустя, в 1579 году.
       Поступления по промыслу прекращаются, наличность исчезает, приходится ликвидировать сбережения, а когда они уходят на жизнь и на покрытие платежей, Джон Шекспир вынужден обратиться к недвижимости.
       Понемногу распродается наследство Мэри Арден. Снитерфильдское именье уходит с молотка всего за четыре фунта, Асби следует за ним. Вильмкотовская земля закладывается свояку Мэри -- Эдмонду Ламберту за сорок фунтов, которые обязаны вернуть в Михайлов день 1580 года. Против ожидания деньги были внесены в срок, да беда в том, что кредитор отказался принять их в качестве выкупа закладной: за истекший период времени у него еще успели назанимать денег. Сложный вопрос о соединении или разъединении разновременных долговых обязательств переносится в суд. Джон Шекспир выдает доверенность на ведение дела сыну Вильяму "как хорошо грамотному", и начинается одна из тех тяжб, которыми так богаты архивы английских судов. Тягались семнадцать лет, да так ничего и не высудили.
       События этого рода мало отлагаются в памяти жителей провинциального городка: они назревают и развиваются с постепенностью, скрывающей их от общественных пересудов. Событием в таких населенных пунктах всегда считали и считают то, что мы называем происшествием. Поэтому о славе и упадке Джона Шекспира в Стратфорде волновались наверное гораздо меньше, чем о жалостной истории, разыгравшейся в соседней деревушке Тидингтоне, расположенной вверх по Авону настолько близко от города, что с его околицы ее можно видеть как на ладони.
       В 1579 году, на троицын день, в этом селе девушки по стародавнему обряду принялись гадать венками, бросая их в быструю реку и наблюдая за судьбой своего цветочного рукоделия. Смысл предсказания был связан с животрепещущим вопросом. выйдет ли девушка замуж именно в этом году. Катерина Гамлет, видимо, очень интересовалась этим. Она влезла на дерево, свесившее свои ветки над речкой, ветка оказалась ненадежной и сломалась, девушка упала в реку. Течение унесло ее с венками и с несбывшимися надеждами. Событие удостоилось отметки в стратфордской городской летописи, в ожидании еще более славной записи. Мы вспоминаем печальную участь тидингтонской резвушки под именем Офелии, которым украсил ее сосед ее и, вероятно, личный знакомый.
       Он к этому времени достиг поры, когда домашняя жизнь и интересы отцовской семьи перестают уже поглощать все внимание юноши. Да и дом на Хенлеевской улице был скорее воспоминанием о прошлых веселых днях, чем источником каких-либо отрадных ощущений действительности. Исчезли его посетители, материальные неудачи наложили свой естественный отпечаток на характер отца. Джон Шекспир стал сварлив и раздражителен. В 1579 году на базаре он так крепко сцепился с шапочником Одли, своим товарищем по цеху, что угрожал ему смертью и настолько напугал, что Одли принужден был искать защиты в суде. Суд наложил штраф и обязал Джона Шекспира подписать обещание о сохранении гражданского мира со внесением установленного в таком случае залога.
       Немудрено, что Вильям стал поглядывать на сторону и искать развлечения не в стенах отчего дома, а за их пределами. Для молодых людей это обычно кончается созданием собственной семьи. Шекспир обзавелся ею еще до достижения гражданского совершеннолетия. Избранница его чувств имела 26 лет, тогда как ему было всего 18. По тем временам такой возраст жениха приводил к замене брачной церемонии обменом взаимных обязательств верности до поры возможного венчания.
       В сущности этой последней церемонии закон не требовал, довольствуясь простым заявлением обеих заинтересованных сторон.
       Это был старый английский обычай, существовавший еще со времен баснословных и языческих. Он не мог нравиться церкви любого исповедания, и, после тщательных попыток одолеть его юридически, церковь применилась к обстоятельствам, отказывая в крещении детям, рожденным вне благословенного ею брака.
       Вильям Шекспир вынужден был считаться с этим обстоятельством, когда положение его милой определилось настолько, что времени терять не приходилось, а его несовершеннолетие заставляло просить разрешения на брак не у попа, а у самого епископа. К названному затруднению присоединилась желание пронести церемонию непосредственно после первого оглашения брака в церкви. Запрос прихожан об имеющимся к браку таких-то препятствиях должен был, по церковным правилам, производиться три воскресных службы кряду, то есть вся процедура требовала не менее трех недель, а самое венчание могло произойти еще через неделю: обойти эту формальность -- значило выгадать целый месяц. Как видим, стоило об этом хлопотать.
       Вильяму Шекспиру удалось найти двух приятелей, согласившихся внести 40 фунтов (три тысячи двести рублей по довоенной покупательной стоимости денег) в обеспечение своего поручительства в том, что неприятностей за разрешение этого поспешного брака епископу никаких не будет. Будущему драматургу было позволено жениться на Анне Хатвей из Стратфорда. Так значится в самом разрешении.
       Но в реестре, куда заносилась выписка из выданного документа, до наших дней сохранилось другое имя невесты: она значится в нем Анной Уотлей из Гемпль Графтон. Обстоятельство, долго занимавшее размышления биографов и породившее не мало досужих домыслов, пока не нашлось ему весьма прозаического объяснения в виде протокола, писанного в день выдачи разрешения той же писарской рукой, которая, казалось, облагодетельствовала Шекспира.
       Протокол содержит разбирательство некоей консисторской тяжбы людей с именем Уотлей. Писарь написал его пятьдесят раз подряд и, когда его стал торопить нетерпеливый жених и понукать свидетели, желавшие скорей увидеть результаты своего великодушного поручительства, несчастный каллиграф смаху занес в реестр то имя, которое его рука уже привыкла выводить механически. Темпль Графтон -- ближайшая приходская церковь за пределами Стратфорда. В ней и справлялись те браки горожан, которые по тем или иным причинам хотелось провести без особого шума и привлечения соседского любопытства. Так как никаких сведений о браке Вильяма Шекспира в книгах стратфордских церквей не сохранилось, приходится полагать, что дело у него обстояло именно так, как сейчас говорилось. Что его невеста была именно той, которая значится в разрешении, ясно доказывается многократными и юридическим путем заверенными упоминаниями ее имени в качестве жены Шекспира. Это имя всюду читается: Анна, урожденная Хатвей.
       Разрешение, добытое с такой поспешностью, было выдано 27 ноября 1582 года, а 26 мая следующего года (через шесть месяцев самое большее) крестили дочь Вильяма Шекспира -- Сусанну. Через два года его семья увеличилась еще двумя детьми: близнецами Юдифью и Гамнетом (это имя писалось тогда еще и Гамлет). Последнее имя -- редкость, и приятно было бы его объяснить воспоминанием о Катерине Гамлет, но дело оказывается значительно проще.
       В те времена имена переходили к детям от их крестпых родителей. Вооприемники же близнецов были жена и муж Юдифь и Гамнет Сэдлер, пекарь города Стратфорда. Так они и значатся в акте о крещении 2 февраля 1585 года.
       Эта дата -- последняя реальность первого стратфордского периода жизни Вильяма Шекспира. За ней следует большой пробел, с трудом заполняемый преданиями, впервые собранными не ранее семидесятой годовщины со дня смерти поэта -- источником, поэтому, более чем ненадежным.
     

    УХОД ИЗ СТРАТФОРДА И ДАЛЬНЕЙШАЯ СУДЬБА ТЕХ, КТО ТАМ ОСТАЛСЯ
       Что Вильям Шекспир покинул свой родной город именно в ближайшее к указанному событию время, довольно легко понять. О причинах отъезда сейчас можно только догадываться и, как выяснилось недавно (в 1931 году), они лишены той романтической окраски, которая связана с преданием о браконьерстве и ссоре с сэром Томасом Люси.
       Эпизод претензии судьи Шэлло к Фальстафу в комедии "Виндзорские кумушки", давший толчок к обильным фантазиям на эту тему и в восемнадцатом веке обогативший нас рядом фальсификаций поэтического творчества Шекспира, получил теперь исчерпывающее объяснение.
       Его первоначальная неправдоподобность ясна из того, что Шекспир не мог убивать коз и оленей в парке сэра Люси из Чарлькота, ни взламывать ограды этого парка, ни избивать сторожа этого парка, по той уважительной причине, что такого парка во времена Шекспира в Чарлькоте вовсе не имелось. В окрестностях Стратфорда, правда, известен другой заповедник, в Фельбруке, но, во-первых, им никогда не владел никто из рода Люси, а во-вторых, заповедник был упразднен еще в 1557 году, когда нашего поэта еще не было на свете. Браконьерствовать Шекспиру при всем желании было бы негде.
       Если уже строить домыслы о подлинной причине ухода Вильяма из родного дома и из родного города, то это можно делать с большей точностью на основании данных тех немногих материалов, которые были только что пересказаны.
       Уйти из опостылевшей обстановки дома на Хенлеевской улице молодому человеку не удалось: преждевременность брака несовершеннолетнего вынуждала к жизни в отцовской семье, а там было и без новых пришельцев достаточно тесно. В такой обстановке появление близнецов становилось почти катастрофой, а перспектива повторения такого счастливого события никого прельщать не могла. Новую и склонную к увеличению семью надо было прокармливать. В Стратфорде к этому возможности не имелось.
       Продолжать дело отца, без привлечения к нему денег со стороны, было невозможно, кредит на месте был безнадежно подорван, а пробовать себя на поприще ремесленника, начинающего с ученичества, не позволяли воспоминания о высоком положении семьи в недавнем прошлом городка, где все друг друга знали в лицо и интересовались всеми подробностями домашнего быта, вплоть до количества провизии в доме и содержания кастрюли на кухне. Заработок надо было искать на стороне и карьеру делать вне Стратфорда. А где же ее и было делать, как не в столице?
       После ухода старшего сына Джон Шекспир не почувствовал заметного облегчения. Он продолжал разоряться и терял одно за другим преимущества, завоеванные в дни своего процветания. В 1587 году он потерял звание бэлифа (за бездеятельность), несколькими месяцами позже его вычеркнули из списка ольдерменов за многолетнее отсутствие на собраниях, а в 1592 году его привлекли к судебной ответственности за непосещение церковной службы.
       Этот год был годом напряженной внутренней политики в стране. Поговаривали о войне с Испанией, и в предвидении схватки с врагом внешним нажимали на врага внутреннего. Внутренними врагами в первую очередь считались католики явные, а особенно тайные, -- последними подозревались все, кто не ходил в протестантскую церковь. Но Джон Шекспир не был католиком ни явным, ни тем более тайным; свое непосещение церковной службы он объяснял боязнью быть арестованным в ней за долги. Он разделил свое привлечение с восемью согражданами, в списке которых встречаем имена "Флуэлен" и "Бардольф", известных, нам по тем пьесам Вильяма Шекспира, где они парадируют в свите или обществе сэра Джона Фальстафа. Последствий для Джона Шекспира его вызов в суд не имел: всем было известно трудное положение, в котором находился бывший бэлиф, и его объяснению легко поверили. Дата этого происшествия совпадает с первыми сценическими триумфами Шекспира-сына.
     

    ГОДЫ СТРАНСТВИЙ И СЦЕНИЧЕСКИЕ ДЕБЮТЫ ШЕКСПИРА
       Что делал Вильям Шекспир в первые годы своей отлучки из родного пепелища, нам не известно. Архивные изыскания, до сих пор не получившие еще должного развития в его стране, могут подарить нас новыми открытиями в любую минуту, но сейчас наши сведения основываются не на них, и восьмилетний промежуток -- с 1584 по 1592 год -- приходится заполнять крайне ненадежными подсказываниями апокрифических преданий, достаточно к тому же скудных.
       Еще Бистон-сын говорил Обри, что Шекспир некоторое время был сельским учителем. Невозможного в этом ничего нет: с познаниями, приобретенными в стратфордской школе, он мог вести начальное обучение. Менее правдоподобно предположение о том, что Шекспир был некоторое время типографским рабочим. Оно основывается на том, что типограф Фильд, живший тогда в Лондоне, был выходцем из Стратфорда и был знаком с Шекспиром. Поэмы Шекспира вышли в типографии именно Ричарда Фильда. Но далеко не все клиенты типографа являются его подмастерьями.
       Для нас интереснее, что Шекспир, видимо, не только сам обучал, но где-то и учился сам в период своих странствий. Бен Джонсон, признавая в нем малое знание латыни, приписывает ему еще меньшее, правда, но все же кое-какое знание греческого языка. Последнего в стратфордской школе не преподавали и где-то надо было ему поучиться.
       Связи с родней Вильям Шекспир все же не терял. В одном из актов по Вильмкотовской тяжбе, помеченной, 1587 годом, содержится указание на то, что Джон Шекспир ведет дело в согласии со своим сыном. Не давая основания считать, что Вильям лично являлся на разбирательство дела, эта ссылка свидетельствует о длящихся добрых отношениях с теми членами семьи, которые остались в Стратфорде.
       Следующее по времени известие говорит уже о начале театральной деятельности Шекспира и открывает новый период его жизненной истории.