Чем объяснить эти внутренние противоречия, эту робость мысли, боящейся развить признанные ею положения? Отчасти, конечно,

низким уровнем тогдашних исторических исследований, уделявших слишком много внимания политическим событиям и политическим

деятелям, и слишком мало – социально‑экономическому укладу прошлых веков. Но это только отчасти, ибо, несмотря на скудость

исторических материалов, Сен‑Симон все же мог бы извлечь из них данные, свидетельствовавшие о причинной связи между

факторами «духовными» и факторами «экономическими».
Главная причина его теоретических шатаний заключается в том, что он не мог вполне избавиться от воззрений энциклопедистов,

считавших «идеи» направляющей силой истории. В первых его произведениях эта мысль господствует целиком, и только

постепенно, по мере углубления в «индустриальные» проблемы, Сен‑Симон начинает признавать наряду с властью идей, другую

власть – власть экономических отношений. В его работе «Об индустриальной системе» этим отношениям приписывается даже

большее значение, чем религии и морали. «В момент торжества индустриального строя религия вообще отмирает как система

верований и заменяется мировоззрением, основанным на положительных, т. е. научных доказательствах» («Об индустриальной

системе», т. VI, стр. 60). Но, несмотря на то, что по мере дальнейшей разработки сен‑симоновских теорий «индустрия» все

более и более выдвигается на первый план, Сен‑Симон не решается признать ее единственным двигателем истории, создающим не

только материальную, но и духовную культуру. Духовный фактор остается в его глазах самостоятельным элементом бытия, который

всегда «совпадает» с экономикой, но никогда не «порождается» ею.
Этой двойственностью объясняется и его до чрезвычайности спутанное понятие о классах.
Если бы решающее значение он придавал идеологии, то общественные классы он определял бы на основании идеологических

признаков; наоборот, если бы главным фактором истории он признал экономику, то в основу классовых делений он положил бы

признаки экономические. А так как оба эти фактора он считает независимыми друг от друга, то и отдельные группы, на которые

распадается общество, он устанавливает то на основании их имущественного положения (класс «собственников» и класс

«несобственников») то на основании их роли в производстве (класс «потребителей» и класс «производителей»), то на основании

их профессии (класс «юристов»), то на основании их научно‑философского направления (класс «метафизиков» и класс «ученых»).

Естественно, что при объяснении отдельных исторических событий, это приводит к величайшей путанице.
Так, при анализе Французской революции оказывается, что классы юристов и метафизиков действовали вопреки интересам

«индустриалов» и преследовали свои собственные цели, не имевшие ничего общего с подлинными нуждами страны. Вместо

конкретных практических задач они возлюбили превыше всего абстрактную свободу и заботились не о благе «индустриального»

большинства нации, а о логической выдержанности своих теорий. И хотя это стремление не имело под собой никакой

экономической почвы, хотя оно подсказывалось исключительно гибельной привычкой «принимать форму за содержание и слово за

вещь», хотя оно было совершенно чуждо здравомыслящим купцам, фабрикантам, ремесленникам, крестьянам, т. е. подавляющему

большинству французского народа, – оно все же возобладало над голосом здравого смысла и увлекло за собой Францию. Юристы и

метафизики наделали кучу глупостей (провозгласили республику, казнили короля, ограничили накопление капиталов определенным

максимумом, ввели режим террора и т. д.) и в конце концов оставили страну у разбитого корыта. Таким образом духовный фактор

(вредные мыслительные привычки горсточки людей) оказался сильнее общего хода исторического развития, совершавшегося в

течение «пяти‑шести предыдущих столетий». Историческую необходимость победил ничем не оправданный произвол дурных

законодателей.
Ясно, откуда получился этот неожиданный вывод, опровергающий все мировоззрение Сен‑Симона. Если бы сам он не принимал

«форму за содержание» и под внешней оболочкой отвлеченных лозунгов разглядел экономические интересы, он совершенно иначе

определил бы классы, боровшиеся за власть, иначе взглянул бы на их борьбу, иначе понял бы ее развязку. Тот факт, что во

время террора у власти оказался «народ», т. е. неимущие (факт этот признал сам Сен‑Симон, и Энгельс вменил ему это в

величайшую заслугу), заставил бы его попристальнее вглядеться в экономическую базу политических партий.
Он заметил бы, что «юристы» и «метафизики» не выступали единой сплоченной группой, а разбились на несколько враждующих

партий, что каждая из этих партий отстаивала интересы определенных классов и групп (финансовой аристократии, крупной

промышленной буржуазии, мелкой буржуазии, крестьянства, городской бедноты и т. д.) и что сущность революции сводилась не к

борьбе отвлеченных принципов, а к борьбе социально‑экономических программ. Финал Французской революции не свелся бы тогда к

победе чудаков над дураками, а предстал бы, как результат существовавших тогда экономических отношений. Такого объяснения

Сен‑Симон не мог дать потому, что в данном случае «форма» заслонила от него «содержание», и отвлеченные принципы он принял

за самостоятельные движущие силы истории, между тем как на самом деле они подсказывались реальными интересами реальных

общественных классов. Благодаря этому остались необъясненными и отдельные фазы революции и ее конечный исход.
Из приведенных нами примеров видно, что Сен‑Симон не развил основных идей своего философского миросозерцания. Дуализм его

системы помешал ему осознать действительное значение экономического фактора, и потому плодотворнейшие мысли – историческая

необходимость, развитие новых общественных форм из недр старого строя, связь идеологии с социально‑трудовыми отношениями и

т. д. – остались недосказанными. Чтобы разработать его философскую систему, надо было предварительно преобразовать ее,

выкинув за борт устарелые воззрения и буржуазно‑классовые пристрастия. А это могли сделать только люди другого

общественного класса, другой научной подготовки, другой эпохи.

Положительная программа

В предыдущей главе мы изложили общее философское мировоззрение Сен‑Симона. Теперь нам следует перейти к практической части

его системы и выяснить программу реформ, которую он развивал перед своей аудиторией. Всего последовательнее и стройнее она

разработана в предпоследнем его труде «Катехизис индустриалов», где он начинает с социологического анализа современного ему

общества и дает экономическую характеристику каждого из составляющих его классов. Интересно при этом отметить, что

характеристики эти, в отличие от его предыдущих работ, основываются не на двух признаках («материальном» и «духовном»), а

только на одном: на отношении людей к производственному процессу. Это придает гораздо большую ясность его построениям, но

все же понятие «класса» остается шатким и внутренне противоречивым, ибо, сосредоточивая все внимание на роли людей в

процессе производства, Сен‑Симон совершенно не принимает в расчет их отношения к орудиям производства. Благодаря этому

оказывается возможным отнести к одним и тем же социальным группам людей, экономические интересы которых прямо

противоположны: рабочие и капиталисты оказываются в одном лагере потому, что и те, и другие работают в предприятиях. О

причинах такого смешения мы будем говорить ниже.
Современная Франция, – говорит Сен‑Симон, – делится на три класса: наследственную знать, промежуточные классы и класс

индустриалов.
О наследственной знати, ее происхождении и политической роли мы уже упоминали. Промежуточные классы – это юристы,

землевладельцы, не занимающиеся сельским хозяйством, и рантье, живущие на проценты с капитала. По своему происхождению они,

конечно, не принадлежат к феодальной аристократии; в недалеком прошлом они даже боролись с нею и отстаивали лозунги великой

революции. Но в настоящее время они, подобно аристократам, не участвующий в каких трудовых процессах, не связаны ни с какой

отраслью индустрии, и потому могут быть отнесены к той же социальной категории, что и наследственная знать. Вместе с нею

они составляют буржуазный класс, который ныне стоит у кормила правления, занимается политическими интригами и издает

законы, не считаясь с интересами производителей. «Ныне буржуазный класс вместе с аристократией давит класс индустриальный.

По своему социальному облику буржуа – это мелкие аристократы, и индустриалы заинтересованы в том, чтобы одновременно

освободиться и от засилья потомков франков (аристократов. – Ст. В.) и от засилья промежуточного класса, который был создан

аристократами и который всегда будет стремиться образовать феодальную знать» («Катехизис индустриалов», т. VIII, стр. 39).

Третий класс, оставляющий огромное большинство французской нации, – это класс индустриалов.
«Индустриал – это человек, который работает для того, чтобы произвести или передать в распоряжение отдельных членов

общества один или многие предметы, удовлетворяющие их нужды или их физические вкусы; земледелец, сеющий хлеб, разводящий

птицу или животных, есть индустриал; извозчик, кузнец, слесарь, плотник – суть индустриалы; фабрикант башмаков, шляп,

полотен – тоже индустриал; купец, моряк коммерческих судов – тоже индустриалы. Все индустриалы… образуют три больших

класса, которые называют земледельцами, фабрикантами и купцами» («Катехизис индустриалов», т. VIII, стр. 3–4).
К индустриальному классу следует отнести и ученых, ибо суть их работы заключается в установлении физических законов, с

помощью которых человечество воздействует на природу и овладевает ею. «Как мы уже говорили, индустриальный класс

составляется из двух больших семей: из ученых или теоретических индустриалов и из непосредственных производителей или

прикладных ученых… Французская теоретическая индустрия уже получила свое устройство, и организация французских ученых, а

именно академия наук, завершена, за исключением философии, которой у ученых нет и пока еще не может быть, но которую они

скоро будут иметь. Ученым… не хватает только одного – им необходимо стать свободными и избавиться от всякого

правительственного влияния» («Индустрия», т. III, стр. 60).
Между отдельными группами индустриалов существуют некоторые экономические противоречия, но эти противоречия отступают на

задний план по сравнению с объединяющей их общей целью – свержением власти непроизводительных классов общества. «Я признаю,

что по отношению к налоговому законодательству существует некоторое противоречие между интересами землевладельцев и всех

вообще фабрикантов, с одной стороны, и интересами купцов, с другой; но противоречие это бесконечно мало по сравнению с

противоречием между интересами индустриалов и интересами старой и новой знати, старого и нового духовенства, праздных

землевладельцев и вообще всех тех французов, которые не принадлежат к индустриалам… Индустриалы всех категорий

заинтересованы в экономной администрации и в поддержании общественного спокойствия как внутри страны, так и вне ее, между

тем как знать, юристы и не занимающиеся хозяйством землевладельцы могут желать, чтобы расхищение (государственных

средств. – Ст В.) продолжалось, так как оно им выгодно, и могут желать внешних войн и внутренних революций, так как эти

кризисы могут оказаться для них выгодными, обеспечивая им места в общественной администрации» («Об индустриальной системе»,

т. V, стр. 140–141). Долгое время индустриалы были бессильны в политическом отношении и не имели голоса при решении

общественных вопросов. Это объяснялось главным образом тем, что они были разделены на множество отдельных групп, работавших

каждая в своей специальности и не имевших друг с другом никакой связи. В настоящее время положение совершенно иное: через

посредство банков промышленность объединена и представляет собою единое целое. В ее распоряжении имеются огромные денежные

средства, делающие ее самой мощной экономической силой государства.
«До XVIII века земледельцы, фабриканты и купцы образовывали только отдельные корпорации… Но из потребностей рождаются и

средства: вскоре образовалась новая отрасль промышленности, именно банковская промышленность… Для промышленности и для

общества учреждение банков привело в общем к тому, что масса товаров, равно как и изящество их весьма увеличились, и

индустриальный класс стал обладать гораздо большей денежной силой чем все прочие классы, взятые вместе, и чем даже

правительство» («Катехизис индустриалов», т. VIII, стр. 27–30).
Политические цели индустриального класса непосредственно вытекают из его экономических интересов. Для процветания

промышленности необходим внешний мир, внутреннее спокойствие, дешевый правительственный аппарат и минимум

правительственного вмешательства в частную жизнь. Все это совпадает с интересами огромного большинства народа,

следовательно, руководящие индустриалы представляют собою как раз ту общественную группу, которой необходимо вверить

управление страной.
«Общая политическая задача огромного большинства заключается в том, чтобы им управляли как можно дешевле и как можно меньше

и чтобы во главе правления стояли люди наиболее способные, пользующиеся такими средствами, которые всего лучше обеспечивают

общественное спокойствие. Единственное средство удовлетворить все эти желания большинства заключается в том, чтобы поручить

наиболее видным индустриалам управление государственными ресурсами, ибо наиболее видные промышленники более всего

заинтересованы в поддержании спокойствия, экономии государственных расходов и ограничении правительственного произвола.

Наконец, они обнаружили наибольшие способности по части положительной администрации, превосходя в этом отношении всех

прочих членов общества, ибо эти способности доказываются успехами их частных предприятий» («Катехизис индустриалов», т.

VIII, стр. 7–8). Передача управления государством наиболее влиятельным промышленникам облегчается еще и тем

обстоятельством, что владельцы предприятий являются естественными руководителями своих рабочих. Руководя ими на фабрике,

они должны руководить ими и политике. «Распорядители общественных работ являются прирожденными покровителями рабочего

класса: если же мануфактуристы будут держаться особняком от рабочих, и в области политики будут говорить языком, непонятным

для этих последних, то этот многочисленный и еще весьма невежественный класс, не будучи руководим своими естественными

вождями, может легко поддаться интриганам, которые желают делать революции, чтобы захватить себе власть» («Катехизис

индустриалов», т. VIII, стр. 190–191).
Эта связь между предпринимателями и рабочими покоится на общности их интересов , ибо расцвет промышленности, обеспечивающий

благоденствие фабрик и заводов, в то же время уничтожает безработицу и повышает уровень жизни рабочего класса. С другой

стороны, фабриканты заинтересованы в поднятии технической квалификации своих рабочих, следовательно, в улучшении системы их

образования. Значит, и в области культуры между рабочими и предпринимателями существует та же общность интересов, как и в

области производства.
«Люди народа, точно так же как и богачи, имеют два рода потребностей – потребности физические и потребности моральные; им

нужны и средства существования и образование… Каким образом можно обеспечить народу возможный максимум работы? Лучшее

средство – это доверить руководителям промышленных предприятий составление бюджета, а следовательно, и управление

государственной администрацией; ибо по самой природе вещей руководители промышленных предприятий (являющиеся подлинными

вождями народа, так как именно они командуют им в сфере его повседневных работ) в своих собственных интересах всегда будут

стараться возможно более расширить свои предприятия, а благодаря их усилиям в этом направлении максимально возрастет – в

пределах возможного – общая масса работ, выполняемых людьми из народа.
Перехожу к другому вопросу: каково образование, которое должно даваться народу и каким образом оно должно даваться? –

Образование наиболее необходимое для народа, – это такое, которое может сделать его наиболее способным к хорошему

выполнению поручаемых ему работ. Некоторые понятия из геометрии, физики, химии, гигиены являются бесспорно наиболее

полезными для него познаниями, помогающими ему в его жизненном быту; очевидно, что ученые, изучающие физические и

математические науки, только одни и могут создать хорошую систему народного образования» («Об индустриальной системе», т.

VI, стр. 82–84),
Из всего сказанного вытекает, что политическая реформа, выдвигаемая на очередь всем ходом исторического развития, должна

осуществляться сверху, а не снизу.
Ее инициаторами должны быть выдающиеся предприниматели, административные способности которых доказаны на практике их

богатством и большим числом рабочих, работающих в их предприятиях. Реформа должна осуществляться постепенно. Первым шагом в

этом направлении будет передача бюджетных и финансовых вопросов в ведение наиболее видных индустриалов. В первую очередь

бюджет должен будет разрешить две задачи: устранение ненужных расходов и изыскание мер, способствующих преодолению

безработицы. «Проект бюджета на 1821 год должен быть составлен министром финансов, принадлежащим к классу профессиональных

индустриалов; этот проект должен обсуждаться и изменяться советом, состоящим из самых богатых и наиболее способных

земледельцев, купцов и фабрикантов; первый параграф этого бюджета в расходной его части должен гарантировать существование

людям, не имеющим собственности, обеспечив работу лицам трудоспособным и материальную помощь инвалидам» («Об индустриальной

системе», т. V, стр. 124–125).
Улучшение участи наиболее многочисленного и наиболее бедного класса общества – вот главнейшая цель всех предлагаемых

реформ. «Непосредственная цель моего начинания – это наивозможное улучшение участи того класса, у которого нет иных средств

существования, кроме собственных рук; моя цель – облегчить участь этого класса не только во Франции, но и в Англии,

Бельгии, Португалии, Испании, Италии, во всей остальной Европе и во всем вообще мире.
Несмотря на огромный прогресс цивилизации (со времени освобождения коммун) класс этот является еще и до сих пор наиболее

многочисленным во всех цивилизованных странах и во всех нациях земного шара составляет более или менее значительное

большинство населения. Именно о нем должны были бы главным образом думать правительства, а между тем они меньше всего

заботятся об его интересах: они смотрят на него как на класс, главная задача которого – подчиняться правительству и вносить

налоги, и в отношении его заботятся больше всего лишь о том, чтобы держать его в состоянии самого пассивного подчинения»

(«Об индустриальной системе», т. VI, стр. 81).
При проведении этих реформ индустриалы должны идти рука об руку с королевской властью, для которой они являются самой

прочной и надежной опорой.
«При существующем положении вещей Бурбонская династия неизменно почувствует необходимость навсегда изменить свою

политическую систему; с одной стороны, она будет вынуждена остановить (реставрационные. – Ст. В.) попытки старой знати…. а

с другой – постарается обеспечить себе прочную опору, которую она может найти только в вас…
Если вместо того, чтобы ждать, пока она обратится к вам с предложением союза, вы сами поспешите предложить его ей, она

несомненно примет это предложение со всяческой благосклонностью и искренно поддержит его. Затем выразите в адресе твердое и

единогласное желание французской промышленности… навсегда гарантировать династии мирное обладание королевской властью,

несмотря на стремления всех честолюбцев. В благодарность за столь существенную услугу она с полной готовностью станет во

главе вас, усвоит себе индустриальный характер и примет все необходимые меры для того, чтобы бюджет составлялся и

обсуждался вами и, следовательно, для вас. Этим начнется органическая работа индустриального режима. С этого момента режим

этот станет устанавливаться мало‑помалу, законными средствами, без усилий, без кризисов, так сказать сам собой, по мере

того как будут образовываться и уясняться (его) идеи» («Об индустриальной системе», т. VI, стр. 66–76).
Индустриальный режим, основанный на мирном сотрудничестве, не может пользоваться для своего утверждения средствами насилия,

ибо насилие – особенность феодального строя. В его распоряжении имеется только один способ – мирная пропаганда… «Способ

убеждения есть единственный, который мы можем употреблять для достижения нашей цели. Если бы даже нас преследовали так же,

как первых христиан, пользование физической силой было бы для нас совершенно исключено» («Об индустриальной системе», т.

VI, стр. 106).
После ряда частичных реформ, подготовляющих население к новому строю (устранение наследственной знати, выкуп земель у

землевладельцев, не занимающихся сельским хозяйством, расширение экономических прав крестьян‑арендаторов и т. д.), можно

будет приступить к учреждению индустриального строя в его полном, развернутом виде. Организуют его наиболее талантливые и

богатые предприниматели без участия широких масс. «Народ будет устранен. Задача будет разрешена в его интересах, но сам он

останется в стороне, пребывая пассивным» («Организатор», т. IV, стр. 158). Политическую сторону индустриального режима

Сен‑Симон описывает следующим образом.
«Будет учреждена первая палата, носящая имя «палаты изобретений».
Эта палата будет состоять из трехсот членов; она будет разделена на три секции, которые могут собираться отдельно, но

работы которых носят официальный характер только в том случае, если они обсуждали их сообща.
Каждая секция может созывать объединенное собрание всех секций.
Первая секция будет состоять из двухсот гражданских инженеров; вторая из пятидесяти поэтов или других творцов в области

литературы, а третья из двадцати пяти поэтов, пятнадцати скульпторов или архитекторов и десяти музыкантов.
Эта палата будет заниматься следующими работами:
По истечении первого года своего существования она представит проект общественных работ, имеющих целью увеличение богатств

Франции и улучшение жизни ее обитателей во всем том, что касается пользы и удовольствий; затем каждый год она будет давать

заключения относительно добавлений к первоначальному плану и возможных в нем улучшений.
Осушение болот, раскорчевка земель, прокладка дорог, постройка каналов будут считаться самыми важными частями этого

проекта; намечаемые дороги и каналы не будут рассматриваться только как средство улучшения транспорта, и постройка их

должна выполняться таким образом, чтобы сделать их наиболее приятными для путешественников.
Эта палата представит и другую работу, заключающуюся в проекте общественных празднеств.
Празднества будут двух родов: праздники надежды и праздники воспоминания .
………..
Ядро палаты изобретений будет состоять из:
Восьмидесяти шести главных инженеров путей сообщения, работающих в департаментах.
Сорока членов французской академии.
Художников, скульпторов, музыкантов, принадлежащих к Институту.
Каждый год в распоряжение этой палаты будет предоставляться сумма в 12 млн. франков, предназначенная на поощрение полезных

изобретений.
Ядро этой палаты само дополнит число членов палаты.
………..
Будет учреждена вторая палата, носящая имя «палаты исследования».
Эта палата будет состоять из трехсот членов: ста физиков, изучающих физику органических тел, ста физиков, изучающих физику

неорганических тел, и ста математиков.
Этой палате поручаются три рода работ.
Она рассматривает все проекты, представленные первой палатой, и дает детальное и мотивированное заключение по поводу

каждого из них.
Она составляет проект общего государственного образования. План этот разделяется на три степени образования,

соответствующие различным степеням достатка граждан. Цель образования – возможно лучше подготовить молодых людей к

проектированию полезных работ, к управлению ими и осуществлению их.
Так как каждый гражданин может исповедовать любую религию, какую он хочет, и следовательно, может воспитывать своих детей в

той религии, которую он предпочитает, то в плане образования, представляемом этой палатой, никакой речи о религии быть не

должно.
Третья работа, поручаемая этой палате, – выработка проектов следующих общественных празднеств:
Праздники мужчин, праздники женщин, праздники мальчиков, праздники девочек, праздники отцов и матерей, праздники маленьких

детей, праздники хозяев мастерских, праздники рабочих.
………..
В распоряжение этой палаты будет ежегодно отпускаться сумма в 25 млн. франков на расходы, связанные с государственными

школами, и на выдачу поощрительных премий, ускоряющих прогресс физических и математических наук.
Палата исследования будет составляться на основании тех же правил, что и палата изобретений.
Ядром этой палаты будет физическое и математическое отделение Института.
После образования двух первых палат, палата общин реорганизуется и примет название «палаты исполнения».
Эта палата примет меры к тому, чтобы в ней была представлена каждая отрасль промышленности и чтобы каждая такая отрасль

имела число депутатов, пропорциональное ее значению.
Члены палаты исполнения не должны получать никакого жалования, ибо все они должны быть богатыми и избираться из среды

главных руководителей промышленных предприятий.
Палате исполнения поручается следить за исполнением всех принятых проектов и руководить их выполнением; только ей одной

поручается установление налогов и определение способов взимания их.
Все три палаты вместе образуют новый парламент, который будет облечен высшей конституционной и законодательной властью.
Каждая из трех палат будет иметь право созывать парламент.
Палата исполнения может обращать внимание двух прочих палат на цели, кои она сочтет необходимыми. Таким образом каждый

проект представляется первой палатой, рассматривается второй и окончательно принимается третьей.
Если какой‑либо проект, принятый первой палатой, отвергается второй, то во избежание потери времени он снова направляется в

первую палату, не проходя через третью» («Организатор», т. IV, стр. 51 58).
Индустриальный строй, соответствующий современной эпохе исторического развития, не может ограничиться одной нацией.

Постепенно он охватит весь земной шар. Но первый толчок в этом смысле должна дать Франция, наиболее подготовленная к

реформе и в экономическом, и в политическом отношении. В ней раньше всего образуется индустриальная партия, которая затем

начнет действовать и во всех прочих странах Европы, а затем подчинит своему влиянию все цивилизованное человечество. «Как

только организуются парижские индустриалы, организация всех французских, а затем и всех западноевропейских индустриалов

станет легким делом, а из этого неизбежно последует организация европейских индустриалов в политическую партию, учреждение

в Европе индустриальной системы и уничтожение системы феодальной» («Катехизис индустриалов» т. VIII, стр. 52).
Такова социально‑политическая платформа Сен‑Симона. Она чрезвычайно резко отличается и от утопий его предшественников, и от

практических попыток его современников. Во‑первых, в основе ее лежит мысль о том, что развитие производительных сил

является непременной предпосылкой общественных преобразований. Во‑вторых, реформу социального строя Сен‑Симон рассматривает

как общемировую задачу, которая может быть разрешена не усилиями отдельных реформаторов, а совместной и единовременной

деятельностью всех наций земного шара.
Утопические романы конца XVIII века, полусоциалистические идиллии Мабли и коммунистические планы Морелли были посвящены

почти исключительно вопросам распределения и упускали из виду вопросы производства. Их авторам казалось, что равное

распределение благ само собой приведет к техническому прогрессу и материальному благополучию общества. Социальный вопрос

они рассматривали с потребительской точки зрения. Иного подхода не могло и быть у радикально настроенных мелкобуржуазных

интеллигентов, не связанных с производством и не имеющих никакого представления о трудовых процессах. Наоборот, для

Сен‑Симона, прекрасно знакомого с техникой промышленности и близко стоявшего к торгово‑промышленным группам, на первом плане

стояло производство, ибо степень благосостояния широких масс населения зависела, по его мнению, исключительно от степени

развития производительных сил. Этим и объясняется тот пафос, с которым он и его ученики говорили об индустрии и

индустриалах. Индустрия в его глазах была преддверием к золотому веку, началом совершенно нового этапа человеческой

историй. И хотя он не вскрыл оборотной стороны индустриального строя, не разглядел его внутренних противоречий, все же

отход от потребительской точки зрения и перенесение центра тяжести на производственные проблемы было огромным шагом вперед.
Общемировой характер социальных преобразований является второй особенностью его доктрины. Оуэн и Фурье надеялись изменить

общественный строй путем насаждения маленьких образцовых общин, пример которых должен был увлечь человечество на новый

путь. Сен‑Симону была ясна вся несостоятельность подобных мечтаний. Он прекрасно понимал, что капиталистическая

промышленность охватила все отрасли труда и все уголки земного шара и что заменить ее маленькими самодовлеющими общинами

нельзя. Он стремился поэтому не уничтожить капитализм, а, наоборот, придать ему универсальный характер, преобразовав

социальный строй с помощью руководящих групп капиталистического общества («индустриалов», т. е. предпринимателей, и

«ученых», т. е. научно‑технической интеллигенции).
В полном соответствии со своим философско‑историческим мировоззрением Сен‑Симон смотрит на социальную реформу, как на долгий

процесс, совершающийся в течение многих десятилетий. Он не предрекает своим идеям быстрого торжества. Прежде чем

человечество полностью осуществит индустриальный строй, ему придется пройти через длительный переходный период, во время

которого наряду с новыми учреждениями будут еще существовать и остатки старого общественного порядка. Поэтому наряду с

программой‑максимум, осуществляемой в момент окончательной победы индустриальных классов, Сен‑Симон набрасывает и

программу‑минимум, приспособленную к промежуточной исторической эпохе. В этом отношении он также отличается от

социалистов‑утопистов, которые, выдвигая детально разработанные планы идеальных поселений и коммун, совершенно не считались

с исторически сложившейся действительностью. По мнению социалистов‑утопистов, социальная проблема решалась силой идеи, по

мнению Сен‑Симона – неодолимым ходом истории.
Сен‑Симон был в гораздо большей степени реалистом, чем прочие современные ему реформаторы. Но все же и в своей практической программе он не смог провести этот реализм до конца, подобно тому, как он не провел его в своем философско‑историческом мировоззрении. Социальная сущность индустриализма осталась для него скрытой, а потому и предлагаемый им общественный строй соответствовал не стремлениям рабочей массы, а стремлениям капиталистических слоев.
Буржуазный характер сен‑симоновской реформы чрезвычайно ярко проявляется в тех ее пунктах, которые касаются взаимоотношений между классами.