7 Ответ от Giperion

  • Giperion
  • Administrator
  • Неактивен

Re: Сельма Лагерлеф - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

- Тюлени!  Тюлени!  Тюлени! - пронзительно закричала Акка  и  взлетела,
шумно хлопая крыльями.
     Сонные гуси, разбуженные ее криком, нехотя поднялись над водой, а того,
кто заснул слишком крепко, Акка будила ударом клюва.  Медлить  было нельзя -
тюлени  окружали  их со всех сторон. Еще минута - и многие  гуси  сложили бы
здесь свои головы.
     И вот снова стая в воздухе, снова гуси борются с ветром. Ветру и самому
пора бы  отдохнуть,  но он не давал  покоя ни  себе, ни другим. Он подхватил
гусей, закружил и понес в открытое море.
     Объятые страхом перед наступающей ночью, гуси летели сами не зная куда.
Тьма быстро  сгущалась. Гуси  едва видели  друг  друга, едва  слышали слабый
крик, которым сзывала их старая Акка.
     Нильсу  казалось, что волны не могут грохотать  громче, что тьма вокруг
не может  быть чернее. И все-таки в какую-то минуту шум и  свист внизу  стал
еще сильнее, а из тьмы выступило что-то еще чернее, чем небо.
     Это была скала, словно вынырнувшая со дна моря. Волны так и кипели у ее
подножия, со скрежетом перекатывая каменные глыбы.
     Неужели Акка не видит опасности? Вот сейчас они разобьются!
     Но Акка видела больше,  чем все другие. Она разглядела в скале пещеру и
под ее каменные своды привела гусей.
     Не  выбирая  места,  гуси повалились на землю и тотчас заснули  мертвым
сном.
     И Нильс заснул - прямо на шее у Мартина, не успев даже залезть  к  нему
под крыло.

    3



     Нильс проснулся  оттого, что лунный свет бил ему прямо  в  глаза. Луна,
словно  нарочно,  остановилась  у входа  в пещеру, чтобы  разбудить  Нильса.
Конечно, можно было забраться под крыло  Мартина и еще поспать, но для этого
пришлось  бы потревожить верного друга. Нильс пожалел Мартина - очень уж тот
уютно прикорнул между двумя камнями. Должно быть, совсем измучился, бедняга.
     Тихонько вздохнув, Нильс вышел из пещеры.
     Чуть только  он обогнул выступ скалы, как перед ним открылось море. Оно
лежало такое мирное и спокойное, точно бури никогда не бывало.
     Чтобы как-нибудь скоротать время до утра, Нильс набрал на берегу полную
пригоршню плоских камешков и стал бросать их в море. Да не просто бросать, а
так, чтобы они мячиком прыгали по лунной дорожке.
     - Три..,  пять.., семь.., десять, - считал Нильс каждый  удар камешка о
воду. - Хорошо бы до самой луны добросить! Только вот камня подходящего нет.
Нужен совсем-совсем плоский.
     И  вдруг  Нильс вспомнил: монетка!  У  него ведь есть  воронья монетка!
Деревянному он так и не успел ее отдать.
     Вот теперь она все-таки сослужит Нильсу службу.
     Нильс  вытащил  из кармана  монетку, повертел ее в пальцах,  занес руку
назад, выставил ногу вперед и бросил монетку.
     Но  монетка упала,  не  долетев  до воды,  закружилась,  зашаталась  из
стороны в сторону и  легла на мокрый песок. Нильс  бросился за ней вдогонку.
Он уже протянул за монеткой руку, да так и застыл на месте.
     Что это? Что случилось?
     Море исчезло. Прямо перед Нильсом возвышалась глухая каменная стена.
     Нильс задрал голову. Стена была такая высокая, что закрывала чуть ли не
полнеба.  Верхний край ее кончался зубцами,  и было видно, как  в  просветах
между  ними  шагал  часовой  в  блестящем шлеме, с копьем в  руках "Может, я
все-таки сплю?" - подумал Нильс Он крепко-накрепко  зажмурил глаза  и быстро
открыл  их  Стена  по-прежнему  стояла  перед  ним.  Самая настоящая  стена,
сложенная из  крупных необтесанных  камней. Невдалеке  между  двумя круглыми
башнями  Нильс  увидел  ворота.  Тяжелые кованые  створки  их  были  наглухо
закрыты. Но чуть только Нильс подошел  поближе, ржавые  петли  заскрежетали,
заскрипели, и ворота медленно раскрылись, как будто приглашая Нильса войти.
     И  Нильс   вошел.  Под  низкими  каменными  сводами  сидели  стражники,
вооруженные топориками  на  длинных древках, и играли в  кости Они были  так
заняты  игрой, что  даже не заметили, как Нильс проскользнул мимо них. Сразу
за воротами была большая  площадь, а от площади во  все стороны  расходились
улицы.  В городе, наверное, был праздник. Повсюду развевались пестрые флаги,
весело  горели цветные  фонарики. Да  и  народ  на  улицах тоже  был разодет
по-праздничному:  мужчины в длинных бархатных кафтанах с меховой  опушкой, в
шапочках,  украшенных  перьями;  женщины  -  в  расшитых  серебром и золотом
платьях и в кружевных чепчиках с бантами, торчащими на голове, как бабочки.
     Таких богатых нарядов Нильс никогда  не видел, разве что на картинках в
старой дедовской  книге, которую  мать давала Нильсу рассматривать только по
воскресеньям.
     Но странное дело: хотя по всему было ясно, что в городе праздник, никто
не смеялся, не пел, не шутил. Лица у людей были печальные и встревоженные, и
все молча с беспокойством посматривали вверх.
     Нильс тоже посмотрел вверх.
     Высоко над всеми крышами поднималась четырехугольная башня. В  каменную
стену ее  были вделаны часы. Огромным  круглым глазом они смотрели вниз,  на
город.
     "Вот хорошо, что тут  часы  есть!  - подумал Нильс. - Погуляю  часок  и
вернусь назад".
     И он весело зашагал по улицам.
     Никто не  обращал внимания  на  Нильса. Не так-то легко было разглядеть
его  в  толпе. Он свободно бегал по городу, рассматривал дома, заглядывал во
дворы.
     И отовсюду, куда бы он ни пошел, он видел часы на башне.
     На  одной  из улочек возле каждого крыльца сидели  нарядные  женщины  и
молча  пряли  золотую  пряжу.  Время  от  времени  они   тяжело  вздыхали  и
посматривали на башенные часы.
     "Наверное, устали  всю ночь  работать",  - подумал  Нильс  и свернул  в
другую улицу.
     Тут тоже шла работа. По всей улице разносился звон и лязг металла - это
оружейных дел мастера ковали кинжалы и мечи.
     Изредка они  отрывались от  работы, чтобы  отереть рукавом пот со лба и
украдкой взглянуть на часы.
     На  третьей  улице башмачники шили сафьяновые  сапоги и туфли с меховой
опушкой, на четвертой  - кружевницы  плели кружева,  на  пятой - гранильщики
шлифовали блестящие разноцветные камни.
     И все  работали молча, только изредка поднимая головы, чтобы  поглядеть
на башенные часы.
     Долго  бегал Нильс  по  городу,  пока не выбежал на большую, просторную
улицу.
     По  обеим сторонам  ее тянулись  лавки.  Двери их были  широко открыты,
полки завалены товаром, но торговля шла не очень-то бойко.
     Купцы уныло сидели за своими стойками, не  обращая  внимания на  редких
покупателей. А те,  даже  не  глядя  на  разложенные  товары, о  чем-то тихо
спрашивали купцов и, тяжело  вздыхая,  выходили  из лавки, так ничего  и  не
купив.
     "Наверное,  приценивались. Да,  видно, не  по карману товар", - подумал
Нильс.
     Перед одной лавкой Нильс остановился и долго стоял как вкопанный.
     Это была оружейная лавка.
     Целое войско можно было снарядить здесь в поход.
     Тут  были  кованые  мечи в золотой  и серебряной  оправе  и тонкие, как
спицы, шпаги. Тут были сабли всех образцов - прямые и изогнутые,  в ножнах и
без  ножен.  Тут  были  палаши,  тесаки,  кинжалы  - маленькие  и большие, с
рукоятками из кости  и дерева, из золота и  серебра.  Тут были тяжелые щиты,
разукрашенные  гривастыми львами и семиглавыми драконами. А в глубине лавки,
в  углу,  высился  целый  лес  остроконечных  копий,  громоздились рыцарские
доспехи - латы, кольчуги, шлемы.
     И все  оружие -  совсем  новенькое,  еще  не  потемневшее  в боях  и на
рыцарских турнирах! Оно так и горело, так и сверкало!
     "А что, если войти? - подумал Нильс. - Может, никто не заметит  меня...
А если заметит, я скажу, что хочу купить что-нибудь..."
     Но  Нильс  хорошо помнил, как  торговцы на  ярмарках гоняли  мальчишек,
которые попусту глазели на товары, щупали их, долго выбирали, торговались, а
потом удирали, ничего не  купив. Одного мальчишку из их деревни даже поймали
и отодрали за уши, чтобы другим было неповадно. Это на простой-то ярмарке! А
уж тут и подавно выдерут.
     Нильс долго топтался возле лавки - то подойдет к двери, то  отойдет, то
снова подойдет.
     "Что бы такое придумать? - размышлял Нильс. - Ага, знаю! Скажу, что мне
меч нужен. А такого, чтобы  мне по росту был, и не  найдется. Тогда я скажу:
простите, мол, за беспокойство! - и уйду".
     Нильс набрался духу и шмыгнул в лавку.
     Около стойки в кресле  с высокой резной спинкой сидел бородатый купец и
не отрываясь смотрел в окно.
     Он смотрел на башенные часы.
     Яркая  луна,  висевшая в  небе точно  фонарь, освещала огромный часовой
круг и черные стрелки, ползущие по нему медленно и неуклонно.
     Нильс  незаметно  проскользнул мимо  купца  и,  крадучись, пошел  вдоль
стены, сверху донизу увешанной оружием.
     Глаза у  него  так  и разбегались во все  стороны. Он  не  знал, на что
раньше смотреть.
     Особенно понравился  Нильсу один кинжал. Кинжал  был  совсем небольшой,
пожалуй, всего только вдвое больше Нильса. По рукоятке его вилась серебряная
змейка. И висел кинжал не так уж высоко - над самой стойкой.
     Нильс  украдкой  взглянул на купца -  тот  по-прежнему сидел  на  своем
кресле  и неподвижно смотрел в  окно.  Тогда  Нильс расхрабрился. По ящикам,
сваленным  у стены, он взобрался на стойку и  обеими руками схватил  кинжал.
Схватить-то схватил, а удержать не смог. С глухим звоном кинжал упал на пол.
     Нильс весь похолодел. Он хотел укрыться за ящиками, но было уже поздно.
Купец оглянулся на стук и, с грохотом отшвырнув кресло, бросился к Нильсу.
     Бежать было некуда. Нильс  сжал в кармане  ножичек - единственное  свое
оружие - и приготовился защищаться.
     Но купец вовсе не  собирался  нападать.  Он смотрел  на Нильса  добрыми
глазами и быстро-быстро говорил на каком-то  непонятном языке. По всему было
видно, что он даже рад Нильсу.
     Он  торопливо срывал  со стены  мечи, щиты,  кинжалы и, низко  кланяясь
Нильсу, - то ли от услужливости, то ли оттого, что Нильс был очень уж мал, -
выкладывал перед ним свои сокровища.
     Одним рывком он выхватывал из ножен шпаги и сабли, долго размахивал ими
перед  самым носом  перепуганного Нильса,  а потом, припав  на  правую ногу,
делал вдруг смелый выпад и насквозь протыкал невидимого врага.
     Он надевал  на себя  разные шлемы и, присев перед Нильсом на  корточки,
вертел головой,  чтобы Нильс мог рассмотреть хорошенько и узорчатый гребень,
и забрало, и пышные перья.
     А под конец он даже  вырвал  из своей бороды волосок  и, подбросив его,
перерубил в воздухе огромным мечом.
     От всех  этих упражнений  в лавке стоял свист и  лязг, а на стенах,  на
потолке, на прилавке прыгали и плясали лунные зайчики.
     В это  время  из других лавок тоже прибежали купцы. Они тащили с  собой
все,  что было у них самого лучшего: пеструю парчу, ковры,  ожерелья, кубки,
связки сапог.
     Они сваливали  все  это около Нильса  и,  показывая друг другу на часы,
торопливо бежали за новыми товарами.
     "Куда это они так торопятся? И почему  все смотрят на  часы?" - подумал
Нильс и сам посмотрел на часы.
     С тех пор как он вошел в город, стрелка уже обежала почти полный круг.
     "Пора мне  возвращаться, -  спохватился Нильс,  - а то гуси  проснутся,
искать меня будут".
     Но не так-то легко было уйти от назойливых купцов.
     - У меня  же денег  нет! Понимаете, нет  денег,  - пытался он объяснить
купцам.
     Но те ничего не понимали.
     Они умоляюще смотрели на  Нильса и  поднимали  почему-то один  палец. А
хозяин оружейной лавки вытащил из кассы маленькую монетку и тыкал пальцем то
на нее, то на груду добра, сваленного около Нильса, точно хотел сказать, что
все это он отдаст за одну маленькую монетку!
     "Вот чудаки! -  подумал  Нильс. - Тут мешком  золота не расплатиться, а
они одну  только  монетку спрашивают...  Да ведь  у  меня  есть  монетка!  -
обрадовался он и стал шарить у себя в карманах.  - Где же она? Ах ты, досада
какая! Ведь она на берегу осталась".
     -  Подождите минутку! - крикнул Нильс и,  юркнув между ворохом материй,
ковров и еще чего-то, пустился бежать по улице, через площадь, за ворота...
     Он  сразу нашел  свою монетку.  Она лежала  на прежнем  месте,  у самой
стены.  Нильс  схватил  ее  и,  крепко  зажав  в  кулаке, бросился  назад  к
воротам...
     Но ворот уже не было. И стены не было. И города не было.
     Перед ним по-прежнему лежало спокойное море, и  тихие волны едва слышно
шуршали о прибрежные камни.
     Нильс не знал, что и думать.
     -  Ну, это уж совсем  не дело - то есть город, то нет  города Ничего не
поймешь!
     И вдруг за спиной его раздался крик:
     - Вот он где! Здесь он!
     Нильс обернулся.  Из-за выступа скалы  показался Мартин,  а  за ним вся
стая Акки Кебнекайсе. Мартин был очень зол.
     -  Ты куда же это  убежал?  - шипел  он.  -  Дождешься, что  тебя опять
кто-нибудь утащит. Прямо хоть привязывай тебя по ночам...  Ну, чего ты здесь
не видел?
     - Ты лучше спроси, что я здесь видел, - сказал Нильс.
     - Ну а что видел? - буркнул Мартин.
     - Город видел,  с башнями, с красивыми домами. А народу там  сколько! И
все ходят  в бархате и в шелках - один наряднее другого... А лавки какие там
богатые! Таких товаров у  нас даже на ярмарке новогодней не  увидишь.  И все
прямо за бесценок идет. Сказать, так не поверишь. Я  вот за одну эту монетку
всю лавку чуть не купил - со стойкой и даже с купцом.
     И Нильс показал Мартину маленькую серебряную монетку.
     -  Так что же ты не купил? Не сторговался, что ли? - насмешливо спросил
Мартин.
     - Какое там не сторговался!  -  воскликнул Нильс. - От купцов отбою  не
было. Да я, как назло, монетку обронил. А пока бегал искал - город точно под
воду провалился. Вот досада-то!
     Тут Мартин и все гуси не выдержали и дружно загоготали.
     - Что вы смеетесь? - чуть не заплакал от обиды Нильс. - Я  ведь не вру,
я в  самом деле был в  этом городе, Я все могу рассказать, - какие там дома,
какие улицы...
     Но гуси не слушали его и дружно гоготали.
     - Замолчите! - раздался вдруг голос Акки  Кебнекайсе. - Мальчик говорит
правду.
     Гуси с удивлением посмотрели на нее.
     -  Да, да, -  сказала  Акка, - мальчик  говорит правду. Вы еще молоды и
неопытны,  вы  не знаете,  что  когда-то,  много-много  лет  назад,  путь  в
Лапландию лежал через этот остров. И на  острове этом был  тогда  город. Еще
моя прабабка рассказывала моей бабке,  а бабка рассказывала мне, а теперь  я
расскажу  вам  об  этом  чудесном городе. Слушайте  же  меня.  И старая Акка
рассказала им вот какую историю.

    4



     Давным-давно, может быть, тысячу лет назад, а может быть, и две тысячи,
остров,  на который буря занесла гусей,  не был таким  пустынным и диким. На
берегу его стоял богатый и прекрасный город Винетта.
     Во  всем мире не  было ткачей искуснее,  чем  в Винетте; никто  не умел
делать такие красивые  кубки и кинжалы, как мастера Винетты;  никто не  умел
плести такие тонкие кружева, как кружевницы из Винетты.
     Каждый день одни корабли,  нагруженные богатыми товарами, отчаливали от
пристани, а другие корабли, нагруженные  золотом и серебром, возвращались из
далеких плаваний.
     Со  всеми городами, какие только ни  есть  на свете,  торговали  жители
Винетты Их корабли плавали по всем морям и во всех  гаванях находили приют и
отдых.
     Но никогда  ни  один чужой корабль не бросал  якорь в  гавани  Винетты.
Никто даже не знал, где  находится этот  город.  Никому не  открывали жители
Винетты дороги к своему острову.
     Чем больше  богатели они, тем больше боялись за свои богатства. Недаром
издавна люди  говорят: богатому не спится, богатый вора боится. Так и жители
Винетты. Плохо спали они по ночам. От зари до зари по  городу ходили сторожа
с  топориками  на плечах  и с  колотушками  в  руках. На всех  дверях висели
тяжелые замки. Злые собаки охраняли лавки и склады.
     Чужих приезжих  людей  жители Винетты  боялись  больше  всего.  Кто его
знает, чужого человека, какие у него мысли! Может, он разбойник, вор? Может,
только и высматривает, как проникнуть в заветные кладовые?
     И они  топили  корабли, случайно приближавшиеся  к их острову,  убивали
чужестранцев, которых буря выбрасывала  на их берег.  Даже птиц, пролетавших
мимо, они подстреливали, чтобы те не разнесли по свету, где  находится город
Винетта.
     Много диких гусей сложило здесь свои головы в те недобрые времена.
     Скоро море в этих местах стало  совсем пустынным  и  безмолвным. Моряки
обходили остров  стороной, голоса птиц  никогда уже  не раздавались над ним,
рыба стаями уходила к другим берегам. Не понравилось это морскому царю.
     -  Это что ж такое! Кто здесь настоящий хозяин?! - разбушевался морской
царь. - Не хотят, чтобы видели их город,  так  ладно же, никто больше его не
увидит. Эй, волны! На приступ!
     И вот море двинулось на город.
     Страх и смятение охватило жителей.
     Чтобы защититься от моря, они стали строить стену. Чем выше поднималась
вода, тем выше росла стена. Быстро  работали жители Винетты, громоздя камень
на камень, но, как  ни спешили они, море все-таки их обогнало. Оно  ринулось
через край стены, заливая все улицы, дома, площади...
     Но жители Винетты и под  водой работают дни и  ночи напролет.  Склады и
лавки их по-прежнему  ломятся от товаров, только торговать-то теперь им не с
кем.
     Лишь однажды в столетие, ровно на один час, этот город всплывает со дна
моря. И если  какой-нибудь  чужестранец  в этот час войдет в Винетту  и хоть
что-нибудь  купит, город  получит  прощение  и  останется  на земле. Но если
стрелка башенных часов  опишет полный круг, а  покупателя не найдется, город
снова опустится  на дно моря и будет стоять там еще сто  лет - Я слышала эту
историю от своей бабки, - сказала Акка, - а вы расскажите ее вашим внукам.

    Глава XI



    В МЕДВЕЖЬЕЙ БЕРЛОГЕ



    1



     Резкий холодный ветер дул весь день напролет.  Он бросался на стаю Акки
Кебнекайсе то справа, то слева, то сзади, то  спереди. Но  гуси летели своей
дорогой, взмахивая крыльями так же мерно, как всегда.
     Не  обращал внимания  на ветер  и Нильс. Давно прошли те времена, когда
он, чуть  что, вцеплялся всеми пальцами в перья  Мартина. Теперь он как ни в
чем не бывало сидел верхом на шее белого гуся, да  еще болтал ногами, словно
сидел верхом на заборе у себя во дворе.
     Но ветер не сдавался. Разозлившись, что никто его не боится, он ринулся
на гусей с такой силой, что в один миг разметал их ровный треугольник.
     Не  удержался на своем крылатом коне и Нильс. Счастье, что он был таким
маленьким  и легким. Нильс  падал,  как сухой лист, как клочок  бумаги.  Его
кружило  и  переворачивало то  вверх  ногами,  то  вниз головой. Вот-вот  он
ударится о землю... Но земля словно расступилась под ним.
     Говорят, ниже земли не упадешь. А Нильс упал. "Где же это я?" - подумал
он,  вставая  на  ноги. Кругом было  темно,  точно ночью. Потом глаза Нильса
привыкли к темноте. Он увидел  под ногами обнаженные корни деревьев,  а  над
головой - клочок неба. Нильс понял, что свалился в какую-то глубокую яму.
     Позади  него что-то  ворочалось, сопело,  пыхтело.  Нильс  обернулся  и
увидел  какую-то  глыбу,  поросшую   длинным   коричневым   мохом.  Вот  она
зашевелилась, приподнялась.  В темноте сверкнули  два огонька...  Медведица!
Лохматая  бурая медведица!  Ну,  теперь-то  ему уж несдобровать! А медведица
подняла лапу и словно шутя дотронулась до Нильса.
     Чуть  дотронулась,   -   и  Нильс  уже  лежал   на  земле.   Медведица,
переваливаясь, обошла  вокруг  Нильса,  обнюхала его, перевернула  с боку на
бок.
     Потом она села на задние лапы и, подцепив Нильса за рубашку, поднесла к
самой  морде. Она собиралась  только  получше разглядеть,  что за непонятное
существо  так  нежданно-негаданно  откуда-то с неба свалилось в  берлогу.  А
Нильс решил - вот сейчас, сию минуту, медведица проглотит его.
     Нильс хотел крикнуть, но крик застрял у него в горле. Никогда  в  жизни
ему не было так страшно.
     Но  медведица осторожно  положила Нильса  на  землю и, повернув голову,
позвала кого-то ласковым голосом:
     - Мурре! Брумме! Идите сюда! Я тут кое-что нашла для вас.
     Из темного угла  выкатились  два медвежонка. Это были  совсем маленькие
медвежата. Они  даже  на ногах держались  еще нетвердо, а шерсть  у них была
пушистая и мягкая, как у только что родившихся щенят.
     - Что, что ты нашла  для нас, мурлила?  Это вкусно? Это нам на  ужин? -
заговорили разом Мурре и Брумме.
     Медведица мордой подтолкнула несчастного Нильса к своим детенышам.
     Мурре  подскочил первым.  Не  долго  думая, он схватил Нильса зубами за
шиворот и уволок его в угол. Но Брумме тоже не зевал.  Он бросился на брата,
чтобы отнять у него Нильса.  Оба медвежонка принялись тузить друг друга. Они
катались, барахтались, кусались, пыхтели и рычали.
     А Нильс тем временем выскользнул из-под медвежат и начал карабкаться по
стене ямы.
     - Смотри, удерет! - закричал  Брумме, которому уже изрядно досталось от
брата.
     Мурре на минуту  остановился. Потом отвесил Брумме последнюю пощечину и
полез за  Нильсом. В два счета  он догнал  его и, подняв лапу, бросил  вниз,
словно еловую шишку.
     Теперь  Нильс  угодил прямо в когти  Брумме.  Правда, ненадолго.  Мурре
налетел на брата и опять отбил у него Нильса. Брумме, конечно, не  стерпел и
принялся  дубасить Мурре. А Мурре тоже за себя умел  постоять - и дал Брумме
сдачу.
     Нильсу-то было  все  равно - у Брумме он в лапах или у  Мурре. И так, и
этак плохо Лучше всего и  от того и от другого  поскорее  избавиться. И пока
братья дрались, Нильс снова полез вверх.
     Но каждый раз это кончалось одним и тем же. Мурре и Брумме догоняли его
- и все начиналось сначала Скоро Нильс  так устал,  что не мог шевельнуть ни
рукой, ни ногой.
     "Будь что будет!" - подумал он и лег посреди берлоги.
     Медвежата подталкивали его лапами и кричали:
     - Беги, беги! А мы будем тебя догонять!
     - Не  побегу!  Шагу больше не сделаю! -  сказал Нильс. Мурре  и  Брумме
очень удивились.
     -  Мурлила!  Мурлила! - закричали  они. -  Он  больше но хочет  с  нами
играть!
     - Не хочет играть? - сказала медведица и подошла поближе.
     Она посмотрела на Нильса, обнюхала его и сказала:
     - Эх, дети, дети! Какая уж тут игра!  Вы его совсем замучили. Дайте ему
отдохнуть. Да вам и самим пора спать. Уже поздно.
     Медведица улеглась. Около нее прикорнули усталые Мурре и Брумме. Нильса
они положили между собой.
     Нильс  старался  не  шевелиться. Он ждал, чтобы  все медвежье семейство
заснуло.  Вот  тогда-то он  непременно  удерет  из  берлоги. Хватит  с него,
наигрался с медвежатами!
     Медведица и ее сыновья и в самом деле скоро заснули.
     В темной  берлоге  послышался храп на разные голоса.  Медведица храпела
громко,  раскатисто, точно в горле у нее  перекатывались камни. Присвистывая
храпел Мурре, причмокивая храпел Брумме.
     Они храпели так заразительно, что глаза у Нильса закрылись сами собой и
он тоже заснул.

    2



     Проснулся Нильс оттого, что со стен берлоги посыпались камешки и земля.
Кто-то большой и тяжелый спускался в яму.
     Нильс  просунул голову между  лапами  Брумме и  Мурре. На далеком  небе
взошла  луна. Лунный свет проник  в  берлогу. И прямо в пятне лунного  света
Нильс  увидел медведя.  Он был  огромный. Лапы  - толстые, каждая как  пень.
Глазки маленькие, злые. Из  открытой красной пасти торчат  два острых  белых
клыка.
     - Здесь пахнет человеком! - заревел медведь.
     -  Глупости! - проворчала  медведица. - Откуда  тут  взяться  человеку?
Ложись спать, а то разбудишь детей.
     Медведь еще  раз  потянул носом,  покачал  лохматой  головой  и  грузно
опустился на землю.
     Нильс  поспешил  спрятаться   между   медвежатами.  И  надо  же  такому
случиться! Какая-то шерстинка - не то от шубы  Мурре, не то от шубы Брумме -
попала ему в нос. Нильс громко чихнул.
     Хозяин берлоги  вскочил и подбежал к своим детенышам. Один удар могучей
лапы - и  Мурре  полетел вправо. Второй  удар  - Брумме откатился  влево.  А
посредине остался лежать маленький Нильс Хольгерсон.
     - Вот он! Вот он, человек! - зарычал медведь.
     - Не трогай его! - крикнула медведица. - Не трогай! Мурре  и Брумме так
славно с ним  играли. Они будут плакать, если ты его проглотишь.  Да и какой
это человек! В жизни своей не видела, чтобы человек был таким маленьким.
     -  А  почему  у  него руки и  ноги, как у человека? - сказал медведь. -
Почему на  нем вместо  шерсти штаны и рубашка? Ну ладно,  подождем до  утра.
Утром посмотрим, что с ним делать.
     И медведь снова улегся. Опять стало тихо в берлоге.
     Спали медведь  и  медведица,  спали  их  детеныши  - мохнатые медвежата
Брумме и Мурре. Одному только Нильсу было не до сна.
     "Вы-то можете ждать до утра,  - думал он. - А мне ждать  незачем.  Если
медведь не съест, так медвежата замучают насмерть!"
     Медленно и осторожно он выбрался из-под медвежат и, цепляясь за траву и
корни, полез вверх. То и дело он останавливался, оглядывался, прислушивался.
Но  медвежата  мирно  спали,  и  пока они видели во сне, как  они  играют  с
Нильсом, Нильс выбрался из ямы.

8 Ответ от Giperion

  • Giperion
  • Administrator
  • Неактивен

Re: Сельма Лагерлеф - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

Кругом был густой  лес, дерево к дереву, ствол к стволу. Куда идти? Как
разыскать стаю? Далеко-то гуси улететь не могли. Нильс знал  - ни Мартин, ни
Акка его не бросят. Надо только подальше отойти от медвежьей берлоги.
     Нильс  посмотрел  по  сторонам. Налево  деревья стоят как будто пореже.
Может быть, там лес кончается? И Нильс пошел налево.
     Он  шел  быстро, но осторожно - мало ли какие опасности подстерегают  в
лесу!  На всякий случай он далеко  обходил корни деревьев - ведь под корнями
звери  любят устраивать свои норы. А Нильсу вовсе не хотелось  из  медвежьих
лап попасть в лапы куницы или волка.
     Но обитатели  леса крепко спали  в этот глухой ночной час. Было  совсем
тихо. Только  изредка поскрипывали ветки, словно ежась от ночной сырости, да
где-то  вверху   время  от  времени  раздавался  легкий  шорох.  Верно,  это
какая-нибудь  птица,  отсидев  во сне лапку, устраивалась  поудобнее.  Нильс
совсем успокоился.
     И вдруг он услышал какое-то шуршание  и хруст. Так могли шуршать листья
под лапами большого зверя. С таким хрустом могли ломаться сухие сучки, когда
на них тяжело наступают... Медведь! Медведь проснулся и идет по его следу.
     Нильс прижался к стволу ели.
     Нет, это не медведь. У медведя не бывает рук и ног. Медведь не ходит  в
болотных  сапогах.  Это  же  человек!  Даже двое  людей! Они  шли  по лесной
тропинке прямо к тому месту,  где притаился Нильс. За плечами у каждого было
ружье.
     "Охотники! - подумал Нильс с тревогой. - Может, нашу стаю выследили..."
     Почти у самой ели охотники остановились.
     -  Вот  тут и устроим засаду, -  сказал один. -  Я  их вчера неподалеку
видел.
     "Ну да,  это они про гусей,  - подумал  Нильс и похолодел от страха.  -
Гуси, наверно, искали меня, кружили над лесом, а охотники их приметили..."
     В это время охотник опять заговорил:
     -  У  них берлога  тут близко. Целое семейство в ней живет  -  медведь,
медведица и двое медвежат.
     Нильс так и открыл рот.
     "Вот  оно  что!  Они  нашли  моих  медведей! Надо  скорее  предупредить
медведей! Надо им все рассказать!"
     На  четвереньках,  стараясь не высовываться  из травы, Нильс  отполз от
ели, а потом бросился бежать назад, к берлоге.
     Теперь он не думал ни о кунице, ни о волках. Он думал только о том, как
бы поскорее добраться до медвежьей берлоги. И бежал, бежал со всех ног.
     У  входа в  берлогу  он  остановился и перевел  дух. Потом  наклонился.
Заглянул в яму. Тихо. Темно.
     Тут  Нильс  вспомнил  про сердитого хозяина берлоги.  Ведь если  бы  не
медведица, он  непременно съел бы Нильса. Ох, до  чего же не хочется  самому
лезть в медвежью пасть!
     На одну короткую минуту Нильс помедлил. Убежать? А что будет с веселыми
медвежатами Мурре и Брумме? Неужели он позволит, чтобы охотники их  убили? И
их мурлилу, и даже  их отца! Узнала бы Акка Кебнекайсе, что Нильс мог спасти
медвежье  семейство и струсил, очень бы рассердилась, разговаривать бы с ним
не стала. Да и что сделает  ему  медведь? Сразу  не проглотил, так теперь-то
подавно и когтем не тронет.
     И Нильс решительно стал спускаться в медвежью берлогу.
     Медвежата спали, сбившись в клубок. Даже не разберешь, где Мурре, а где
Брумме. Вот медведица. Храпит вовсю. А вот и хозяин берлоги.
     Нильс подошел к самому его уху и крикнул:
     - Проснись, медведь! Вставай! Медведь глухо зарычал и вскочил.
     - Что? Кто?.. Кто смеет меня будить? А,  это ты? Я же говорил, что тебя
надо  просто-напросто проглотить!  И  медведь  широко  раскрыл  свою красную
пасть. Но Нильс даже не отступил.
     -  Не спешите так, господин медведь, - храбро заговорил  он. - Конечно,
проглотить меня вам ничего не стоит. Только я вам не советую. У меня для вас
важные новости.
     Медведь присел на задние лапы.
     - Ну, выкладывай, - проворчал он.
     - В лесу охотники засели, - сказал Нильс. -  Я слышал, они про медвежью
берлогу говорили. Вас, наверное, подстерегают.
     -  Так, - сказал медведь. - Хорошо,  что  я  тебя  не съел. Буди скорее
Мурре и Брумме! А жену я сам разбужу. Она со сна еще злее, чем я.
     Он с трудом растолкал медведицу и сразу начал командовать:
     - Живо  собирайся! Досиделись,  пока  охотники  не пришли.  Я  же давно
говорил, что уходить надо.  И пещеру присмотрел хорошую  подальше в горах. А
ты  все  свое: "Жаль  покидать обжитое  местечко. Подождем  еще. Пусть  дети
подрастут!" Вот и дождались! Уж не знаю, как теперь ноги унесем.
     Нильс и опомниться не успел, как  медведь схватил его зубами за рубашку
и полез из ямы. Медведица с медвежатами карабкалась за ними.
     Это было настоящее бегство!
     Кто  выдумал,  что медведь -  неповоротливый?  Медведь косолапый -  это
правда. И  ходит он переваливаясь из стороны  в сторону - это тоже правда. А
неповоротливым его никак не назовешь.
     Медведи бежали так быстро, что у Нильса все перед глазами мелькало.
     Даже Брумме и Мурре не могли угнаться за своими родителями.
     - Мурлила! Мурлила! Мы хотим отдохнуть! Мы все пятки себе отбили!
     Пришлось  медвежьему  семейству  сделать передышку.  Нильс  обрадовался
этому еще больше, чем медвежата.
     Ему  совсем  не  улыбалось,  чтобы  медведь  затащил  его в свою  новую
берлогу.
     -  Господин медведь, - сказал  он  как можно вежливее, - я думаю, что я
вам больше не нужен. Не обижайтесь на меня, но я  бы  хотел вас покинуть. Во
что бы то ни стало мне надо найти стаю Акки Кебнекайсе...
     - Стаю Акки Кебнекайсе? - удивился  медведь. - А  зачем тебе  стая Акки
Кебнекайсе? Постой, постой,  я  что-то  припоминаю.  Уж  не тот ли ты Нильс,
который путешествует с гусями?
     - Да,  меня  зовут Нильсом Хольгерсоном, и  я  лечу с  дикими  гусями в
Лапландию.  Но  вчера вечером ветер сбросил меня  прямо к вам  в берлогу,  -
ответил Нильс.
     -  Что же ты раньше не сказал?  - заревел  медведь. - Слыхал я о  тебе,
слыхал.  Все  белки и  зайчата, все жаворонки  и зяблики о тебе твердят.  По
всему лесу о тебе молва идет. А я-то тебя  чуть не проглотил... Но как же ты
найдешь своих гусей? Я бы помог тебе, да сам видишь,  надо отвести семейство
на новую квартиру. Ну, погоди, сейчас что-нибудь придумаю.
     Думал он  долго. Потом подошел к дереву и стал его трясти изо всех сил.
Толстое дерево так и закачалось под его лапами.
     Вверху среди веток зашевелилось что-то черное.
     - Карр! Карр!  -  раздался скрипучий  голос. -  Кто трясет  дерево? Кто
мешает мне спать?
     - Ага, я так и знал, что кто-нибудь там да ночует. Вот тебе и проводник
будет, - сказал Нильсу медведь и, подняв голову, закричал:
     - Эй, ворон, спускайся пониже! Мне с тобой поговорить надо.
     Ворон слетел  на нижнюю ветку и уставился  на Нильса. И  Нильс  во  все
глаза  смотрел на ворона.  Это был Фумле-Друмле, атаман шайки с Разбойничьей
горы.
     С  кем   с  кем,  а  с   Фумле-Друмле   Нильсу  меньше  всего  хотелось
повстречаться. Он еще хорошо помнил его твердый клюв и острые когти.
     - Здор-рово,  пр-риятель! - закаркал ворон. -  Вот  ты  где  бродишь! А
вчера гуси весь вечер-р-р кр-ружили над лесом. Вер-рно, тебя искали.
     Нильс обрадовался.
     - А сейчас они где? - спросил он.
     - Что я им, стор-р-рож? - сказал Фумле-Друмле. - Др-р-рыхнут где-нибудь
на болоте. А мне на болоте нечего делать. У меня от сырости кости болят.
     -  Ладно,  хватит  болтать!  -  прикрикнул на ворона медведь.  - Помоги
Нильсу отыскать стаю. Не то - не будь я медведем -  и  тебе,  и всему твоему
вороньему роду плохо придется.
     Фумле-Друмле слетел на землю.
     - Можешь меня  не  пугать, - сказал  он медведю. -  Мы с Нильсом старые
друзья-приятели. Ну, как, отправились в путь?
     - А ты не потащишь меня к своей шайке? - с опаской спросил Нильс.
     - Да я  с ней  давно рассорился, - ответил ворон.  - С того самого дня,
как ты гостил на  Разбойничьей  горе. Они ведь тогда  все монетки растащили,
мне ни одной не оставили.
     - Хочешь, я тебе дам? - спросил Нильс. - Ту самую, что ты подарил.
     - Дай, дай, дай! - закричал ворон и закружился над Нильсом.
     Нильс вытащил из кармана свою серебряную монетку.
     Эту монетку он хотел отдать Деревянному, но Бронзовый ему помешал.
     Эта  монетка  могла бы спасти  подводный город, если  бы  Нильс  ее  не
уронил.
     Так пусть она теперь порадует хоть Фумле-Друмле!
     А Фумле-Друмле и верно обрадовался.
     Он  выхватил  монетку из рук Нильса и,  шумно хлопая крыльями,  исчез в
густых ветках дерева.
     "Удрал", - подумал Нильс.
     Но Фумле-Друмле уже стоял  перед ним. Монетки в клюве не было. Спрятал,
должно быть, в дупле.
     - В дор-р-огу! В дор-р-р-огу! - закаркал Фумле-Друмле. Нильс попрощался
с медведями и подошел к ворону.
     - Только не вздумай нести меня в клюве! Я привык верхом.
     - Вер-р-рхом  так вер-р-рхом,  -  каркнул ворон. Нильс  уселся  на  шею
Фумле-Друмле, и они полетели.

    3



     Дикие гуси в самом деле кружили весь вечер над  лесом. Они высматривали
и звали своего маленького друга, но Нильс не откликался. Только когда совсем
стемнело, Акка Кебнекайсе со всей стаей опустилась на землю.
     Заночевать гуси решили на краю болота за лесом.
     Сколько  возни  всегда бывало, пока  гуси  улягутся.  И поесть надо,  и
поговорить хочется.
     А  сегодня даже  самые  лучшие водоросли застревали  в горле. И  не  до
разговоров  было. У всех  одно на  уме - где-то наш Нильс? Какая  беда с ним
стряслась?
     Акка Кебнекайсе и  Мартин  заснули позже всех. Старая гусыня подсела  к
Мартину и, тихонько похлопав его крылом по крылу, сказала:
     -  Он  многому научился  за это время.  Ничего дурною с  ним  не должно
случиться. Спи, завтра опять полетим на поиски.
     Но искать Нильса не пришлось.
     Как только  солнце разбудило гусей и  они открыли глаза, поднялся такой
радостный гогот, что все лягушки в болоте переполошились.
     Да и  как было гусям не радоваться! Нильс -  целый и невредимый - лежал
на своем месте, рядом с Мартином, и спал как ни в чем не бывало.

    Глава XII



    В ПЛЕНУ



    1



     Путь  близился  к концу.  В последний раз  ночевали гуси  как бездомные
бродяги.  Завтра  они уже  не будут спать где  придется, они  построят  себе
крепкие теплые гнезда и заживут по-семейному.
     Первой в стае всегда просыпалась Акка Кебнекайсе. Но в этот день первым
проснулся Мартин.
     Он постучал клювом по своему крылу, под которым, свернувшись калачиком,
спал Нильс, и крикнул:
     - Эй ты, лежебока! Вставай!
     Нильс вынырнул из-под крыла Мартина и вместе с ним обошел всех гусей.
     Мартин легонько подталкивал по очереди каждого гуся, а Нильс кричал:
     - Просыпайся! Просыпайся! Пора лететь. В Лапландии выспишься.
     Очень уж  и  Мартину и Нильсу  не терпелось поскорее увидеть  эту самую
Лапландию.
     Через полчаса вся стая двинулась в путь.
     То и  дело  гусей  догоняли другие  птичьи  стаи. Все  окликали  гусей,
приветствовали, приглашали к себе на новоселье.
     - Как здоровье почтенной Акки Кебнекайсе? - кричали утки.
     -  Где  вы  остановитесь?  Мы остановимся  у  Зеленого  мыса! - кричали
кулики.
     -  Покажите нам мальчика, который спас  медвежье семейство!  - щебетали
чижи.
     - Он летит на белом  гусе! - ответила Акка Кебнекайсе. И Мартин на лету
гордо выгибал шею, - ведь на него и на Нильса сейчас все смотрели.
     - Маленький Нильс! Где ты? Где ты? - тараторили ласточки. - Белка Сирле
просила передать тебе привет!
     - Я здесь! Вот я! - кричал в ответ Нильс и махал рукой ласточкам.
     Ему  было  очень  приятно, что все о  нем спрашивают. Он развеселился и
даже запел песню:

     - Гусиная страна,
     Ты издали видна!
     Привет тебе, Лапландия,
     Гусиная страна!
     Несет меня в Лапландию
     Домашний белый гусь,
     И скоро я в Лапландии
     На землю опущусь!
     Лаплан-Лаплан-Лапландия,
     Ты издали видна!
     Да здравствует Лапландия,
     Гусиная страна!

     Он  пел  во  все горло, раскачиваясь из  стороны  в сторону,  и  болтал
ногами. И вдруг один башмачок соскочил у него с ноги.
     - Мартин, Мартин, стой! - закричал Нильс. - У меня башмачок слетел!
     - Вот уж это совсем не дело! - заворчал Мартин. - Теперь пока спустимся
да пока разыщем  твой башмачок,  сколько  времени даром пройдет! Ну да что с
тобой поделаешь!.. Акка Кебнекайсе! Акка Кебнекайсе! - крикнул он.
     - Что случилось? - спросила гусыня.
     - Мы потеряли башмачок, - сказал Мартин.
     - Башмачок нужно найти, -  сказал Акка Кебнекайсе. - Только  мы полетим
вперед, а уж вы нас  догоняйте. Запомните хорошенько: лететь надо  прямо  на
север,  никуда  не  сворачивая.  Мы всегда останавливаемся у  подножия Серых
скал, возле Круглого озера.
     - Да мы вас живо  догоним! Но все-таки вы не очень торопитесь, - сказал
Мартин.
     Потом он обернулся к Нильсу и скомандовал:
     - Ну, теперь держись крепче! И они полетели вниз.

    2



     Башмачок они нашли сразу. Он лежал на лесной тропинке, в пяти шагах  от
того места, где  Мартин спустился, и  как будто ждал  своего  хозяина. Но не
успел Нильс спрыгнуть с Мартина, как в  лесу послышались человеческие голоса
и на тропинку выбежали мальчик и девочка.
     - Гляди-ка,  Матс! Что это такое? - закричала девочка. Она  нагнулась и
подняла башмачок Нильса.
     - Вот так штука! Самый настоящий  башмачок, совсем  как  у нас с тобой.
Только нам он даже на нос не налезет.
     Матс повертел башмачок в руках и вдруг громко рассмеялся.
     -  Послушай-ка,  Ооса!  А  что,  если   этот  башмачок  нашему  котенку
примерить? Может, ему подойдет? Ооса захлопала в ладоши.
     - Ну, конечно, подойдет! А потом мы еще три  таких  сделаем.  И будет у
нас кот в сапогах.
     Ооса  побежала по тропинке. За Оосой побежал Матс, а за Матсом Мартин с
Нильсом.
     Тропинка  вела  прямо  к  домику  лесничего.  На  крыльце,  свернувшись
клубком, дремал котенок.
     Ооса уселась на корточки и посадила котенка к себе на колени, а мальчик
стал засовывать  его лапу в башмачок.  Но  котенок  не  хотел обуваться:  он
царапался,  пищал и так отчаянно отмахивался всеми четырьмя  лапами  и  даже
хвостом, что в конце концов выбил башмачок из рук Матса.
     Тут  как раз подоспел Мартин.  Он подцепил  башмачок  клювом и пустился
наутек.
     Но было уже поздно.
     В два прыжка Матс подскочил к Мартину и схватил его за крыло.
     - Мама, мама, - закричал он, - наша Марта вернулась!
     - Да я  не  Марта! Пустите меня, я Мартин! - кричал несчастный пленник,
отбиваясь и крыльями и клювом. Все напрасно - никто его не понимал.
     -  Нет, шалишь,  теперь  тебе  не  уйти, -  приговаривал Матс и,  точно
клещами, сжимал его крыло.  -  Хватит,  нагулялась. Мама!  Да  мама,  иди же
скорее! - снова закричал он.
     На его крик из дому вышла краснощекая женщина.
     Увидев Мартина, она очень обрадовалась.
     - Я так и знала, что Марта вернется, - говорила она, подбегая к гусю. -
Что ей одной в лесу делать?..  Ой, да ведь  это не  Марта - это чей-то чужой
гусак! -  вскрикнула женщина. -  Откуда он взялся? Тут и  деревни поблизости
нет. Ну, да все равно, раз Марта убежала, пусть хоть этот у нас останется.
     Она хотела было взять  Мартина и  отнести в птичник, но не тут-то было!
Мартин рвался у нее из рук, бил ее крыльями, клевал и щипал до крови.
     - Вот дикарь!  -  сказала  хозяйка.  - Нет,  такого  в  птичник пускать
нельзя. Он у меня всех кур покалечит. Что же с ним делать? Зарезать, что ли?
     Она быстро  скинула передник  и  набросила на  Мартина.  Как  ни  бился
Мартин, как ни рвался, ничего не помогало - он только еще больше запутывался
в переднике.
     Так его, спеленатого, и понесла хозяйка в дом.

    3



     Нильс  в это  время стоял, притаившись за  деревом.  Он все  видел, все
слышал и от горя и досады готов был заплакать.
     Никогда  еще он не жалел  так  горько, что гном заколдовал его. Будь он
настоящим человеком, пусть бы попробовал кто-нибудь тронуть Мартина!
     А теперь, прямо у  него на глазах, Мартина, его лучшего друга, потащили
в кухню,  чтобы  зарезать и зажарить  на обед. Неужели же Нильс так  и будет
стоять сложа руки и смотреть?
     Нет, он спасет Мартина! Спасет во что бы то ни стало!
     Нильс решительно двинулся к дому.
     По дороге он все-таки поднял и надел свой башмачок, валявшийся в траве.
     Самое  трудное  было  попасть в  дом. Крыльцо  было высокое, целых семь
ступенек!
     Точно акробат, подтягивался Нильс на руках  со  ступеньки на ступеньку,
пока не добрался до верха.
     Дверь, на его  счастье, была открыта, и Нильс незаметно проскользнул на
кухню.
     У окна на большом столе лежал Мартин. Лапы и крылья у него были связаны
так крепко, что он не мог шевельнуться.
     Возле  очага  возилась  женщина.  Засучив  рукава, она  терла  мочалкой
большой чугунок. Точно такой  чугунок  был  и у матери Нильса  -  она всегда
жарила в нем кур и гусей.
     Вымыв  чугунок,  женщина  поставила  его  сушиться,  а  сама  принялась
разводить огонь в очаге.
     - Опять хворосту не  хватит!  - проворчала она  и,  подойдя  к  окошку,
громко крикнула:
     - Матс! Ооса! Никто не отозвался.
     - Вот бездельники! Целый день бегают без толку, не могут даже  хворосту
набрать! - И, хлопнув дверью, она вышла во двор.
     А Нильсу только того и надо было.
     - Мартин, ты жив? - спросил он, подбегая к столу.
     - Пока что жив, - уныло ответил Мартин.
     -  Ну, потерпи  еще минуточку, сейчас я  тебя освобожу. Нильс  обхватил
руками и ногами ножку стола и быстро полез вверх.
     - Скорее, Нильс, а то она сейчас вернется, - торопил его Мартин.
     Но  Нильса  не надо было  торопить. Вскочив  на  стол,  он выхватил  из
кармана свой ножичек и, как пилой, стал перепиливать веревки.
     Ножичек  так  и  мелькал  у  него  в  руке.  Взад-вперед!  Взад-вперед!
Взад-вперед!
     Вот уже крылья на свободе. Мартин осторожно пошевелил ими.
     - Кажется, целы, не поломаны, - сказал он. А Нильс уже пилил веревки на
лапах. Веревки были новые, жесткие, а ножичек совсем затупился.
     - Скорей, скорей, она идет! - крикнул вдруг Мартин.
     - Ой, не успеть! - прошептал Нильс.
     Ножичек его стал  горячим, пальцы онемели и распухли, но он все пилил и
пилил.  Вот веревка  уже  расползается  под  ножом...  Еще минута - и Мартин
спасен.
     Но тут скрипнула дверь, и в  комнату вошла хозяйка  с  огромной охапкой
хворосту.
     - Натягивай веревку! - успел крикнуть Нильс. Мартин изо всех сил дернул
лапами, и веревка лопнула.
     - Ах разбойник! Да как же это он ухитрился? - воскликнула хозяйка.
     Она швырнула хворост на пол и подскочила  к столу. Но Мартин вывернулся
прямо у нее из-под рук.
     И началась погоня.
     Мартин - к двери, а хозяйка его ухватом от двери. Мартин  -  на шкаф, а
хозяйка  его  со шкафа  метлой.  Мартин  - на посудную полку, а хозяйка  как
прихлопнет его решетом - одни только лапы на свободе остались.
     - Фу, совсем загонял! - сказала хозяйка и рукавом отерла пот со лба.
     Потом она  сгребла Мартина  за  лапы  и,  опрокинув вниз головой, опять
потащила к столу.
     Одной рукой она  крепко  придавила гуся,  а другой скручивала  ему лапы
веревкой.
     И  вдруг  что-то острое вонзилось  ей  в  палец.  Хозяйка  вскрикнула и
отдернула руку.
     - Ой,  что это? - прошептала она.  Из-за  большой деревянной солонки на
столе выглядывал крошечный человечек и грозил ей ножичком, - Ой,  что это? -
опять прошептала она.
     Пока хозяйка охала и ахала, Мартин не терял времени даром. Он  вскочил,
отряхнулся и, схватив Нильса за шиворот, вылетел в окно.
     -  Ну и  дела!  -  сказала  хозяйка,  когда они скрылись  за верхушками
деревьев.
     Она тяжело вздохнула и стала подбирать хворост, разбросанный по полу.

    Глава XIII



    ГУСИНАЯ СТРАНА



    1



     Мартин с  Нильсом летели прямо на север, как им велела Акка Кебнекайсе.
Хотя они и одержали победу в сражении с хозяйкой, но победа эта досталась им
нелегко.  Все-таки  хозяйка  здорово потрепала Мартина.  Крылья  у него были
помяты,  на  одну лапу он хромал, бок,  по которому проехалась метла, сильно
болел.
     Мартин летел медленно, неровно, совсем как в первый день их путешествия
- то будто нырнет, то взметнется вверх, то  завалится на правый  бок,  то на
левый.  Нильс едва держался у него на спине. Его так и бросало из стороны  в
сторону, словно они опять попали в бурю.
     -  Знаешь что, Мартин,  - сказал Нильс,  -  надо  бы тебе  передохнуть.
Спускайся  вниз! Вон, кстати,  и полянка хорошая.  Пощиплешь  свежей травки,
наберешься сил, а там и снова в путь.
     Долго уговаривать  Мартина не пришлось. Ему  и самому  приглянулась эта
полянка. Да  и торопиться теперь было нечего - стаю им все равно не догнать,
а доберутся они до  Лапландии  на час раньше или  на час позже  -  это уж не
важно.
     И они опустились на полянку.
     Каждый занялся своим делом: Мартин щипал свежую молодую травку, а Нильс
разыскивал старые орехи.
     Он медленно  брел по опушке леса  от  дерева к дереву, обшаривая каждый
клочок земли, как вдруг услышал какой-то шорох и потрескивание.
     Рядом в кустарнике кто-то прятался.
     Нильс остановился.
     Шорох затих.
     Нильс стоял не дыша и не двигаясь.
     И вот наконец один куст зашевелился. Среди веток мелькнули белые перья.
Кто-то громко загоготал.
     - Мартин! Что ты тут делаешь? Зачем ты сюда залез? - удивился Нильс.
     Но  в  ответ  ему  раздалось  только  шипенье,  и  из  куста  чуть-чуть
высунулась чья-то чужая гусиная голова.
     - Да это  вовсе не Мартин! - воскликнул Нильс. - Кто же это может быть?
Уж не та ли гусыня, из-за которой чуть не зарезали Мартина?
     - Ах,  вот как, они хотели меня  зарезать?.. Хорошо, что я  убежала,  -
проговорил гусиный голос, и белая голова снова высунулась из куста.
     - Значит, вы Марта? - спросил Нильс. - Очень рад познакомиться. - Нильс
поклонился гусыне. - Мы только что от ваших хозяев. Едва ноги унесли.
     - А сам-то ты  кто? - недоверчиво  спросила гусыня. -  И на человека не
похож,  и  на  гуся не похож. Постой-ка,  постой!  Уж не тот ли  ты Нильс, о
котором тут в лесу такие чудеса рассказывают!
     - Так и  вы  слышали обо мне? - обрадовался Нильс. - Выходит, мы с вами
знакомы. А Мартина вы еще не видели? Он здесь, на полянке. Пойдемте  к нему.
Он, наверное,  очень вам обрадуется.  Знаете,  он тоже  домашний гусь и тоже
убежал из дому. Только моя мама ни за что бы его не зарезала...
     Мартин и вправду очень обрадовался. Он  даже  забыл  о  своих ранах  и,
увидев  гусыню,   сразу  стал  прихорашиваться:  пригладил  клювом  перышки,
расправил крылья, выпятил грудь.
     - Очень, очень рад вас видеть, - сказал Мартин кланяясь. - Вы прекрасно
сделали, что убежали  от  ваших хозяев.  Это очень грубые люди. Но  все-таки
вам,  наверное, страшно  жить в  лесу  одной? В  лесу так много  врагов, вас
всякий может обидеть.
     - Ах, я и сама не знаю, что мне  делать, - жалобно заговорила гусыня. -
У  меня  нет  ни минутки покоя. Нынешней  ночью куница  чуть не оборвала мне
крыло. А вчера муравьи до  крови искусали.  Но  все  равно  я ни  за  что не
вернусь домой! Ни за что! Хозяйский сынок только и делает, что дразнит меня.
А хозяйская дочка никогда вовремя не накормит и не напоит. - И гусыня горько
заплакала.
     Нильсу  стало  не  по  себе:   он  вспомнил,  что  и  Мартину  когда-то
приходилось от него несладко.
     Может, и Мартин вспомнил об этом, но из  деликатности не  подал виду. А
Марте он сказал:
     - Не надо плакать! Мы с Нильсом сейчас что-нибудь придумаем.
     - Я уже придумал! - крикнул Нильс. - Она полетит с нами.
     - Ну  да, конечно же, она полетит  с  нами, -  обрадовался Мартин.  Ему
очень понравилось предложение Нильса. - Правда, Марта, вы полетите с нами?
     - Ах, это было бы  очень хорошо, - сказала Марта, - но  я ведь почти не
умею летать. Нас, домашних гусей, никто этому не учит.
     -  Ничего,  вы сами научитесь, - сказал Мартин. - Поверьте  мне, это не
так  уж  трудно. Надо только твердо помнить,  что  летать высоко  легче, чем
летать  низко, а летать быстро легче, чем летать медленно. Вот и  вся наука.
Я-то теперь хорошо  это  знаю! Ну, а если по правилам не выйдет, можно и без
правил  -  потихонечку,  полегонечку,  над самым  леском.  Чуть  что,  сразу
опустимся па землю и отдохнем.
     - Что ж, если вы так любезны, я с  удовольствием разделю вашу компанию,
- сказала  гусыня. -  Должна вам признаться,  что, пока я жила  тут одна,  я
немного научилась летать. Вот посмотрите.
     И  Марта  побежала по лужайке,  взмахивая на ходу крыльями. Потом вдруг
подпрыгнула и полетела.
     -  Прекрасно!  Прекрасно! Вы  отлично летаете! -  воскликнул Мартин.  -
Нильс, садись скорее!
     Нильс вскочил ему на спину, и они тронулись в путь.
     Марта оказалась очень способной  ученицей. Она все время летела вровень
с Мартином, ничуточки от него не отставая.
     Зато Мартин никогда еще не летал  так медленно. Он еле шевелил крыльями
и то и дело устраивал привал.
     Нильс даже испугался. Он наклонился к самому уху гуся и зашептал:
     - Что с тобой, Мартин? Уж не заболел ли ты?
     -  Тише,  тише,  - тоже  шепотом ответил Нильсу  Мартин  и покосился на
Марту. - Как ты не понимаешь! Ведь она в первый раз летит. Забыл, каково мне
приходилось поначалу-то!
     Так они и летели в  пол-лета. Хорошо  еще,  что никто их не  видел. Все
птичьи стаи давно пролетели мимо.

    2



     Каждый  раз,  когда  Нильс  смотрел вниз,  ему казалось, что  вся земля
путешествует вместе с ним.
     Медленно тянулись поля и луга.
     Бежали реки - то  спокойно разливаясь по долинам, то шумно перепрыгивая
через каменистые пороги.
     Деревья, упираясь корнями в землю, взбирались по горам до самых вершин,
а потом сбегали по склонам - где врассыпную, где густой толпой.
     А солнце оглядывало всю землю и всех подбадривало:
     - Вперед! Вперед! Веселее!
     Но чем  дальше  Нильс  летел  на север, тем меньше становилось  у  него
спутников.  Первыми попрощались с Нильсом  вишневые и яблоневые деревца. Они
кивали ему  вслед, наклоняя  головы в пышных белоснежных шапках,  как  будто
хотели сказать: "Дальше нам  нельзя!  Ты думаешь,  это снег на наших ветках?
Нет, это цветы. Мы боимся, что их  прихватит утренним морозом и  они облетят
раньше  времени. Тогда не будет осенью  ни вишен, ни яблок. Нет, нет, дальше
нам нельзя!"

9 Ответ от Giperion

  • Giperion
  • Administrator
  • Неактивен

Re: Сельма Лагерлеф - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

Потом  отстали пашни. С ними остановились на месте и села. Ведь в селах
живут крестьяне. Куда же им уйти от полей, на которых они взращивают хлеб!
     Зеленые луга, где  паслись коровы и лошади, нехотя свернули  в сторону,
уступая дорогу топким мшистым болотам.
     А  куда подевались леса? Еще  недавно  Нильс летел над  такими  густыми
чащами, что за верхушками деревьев и земли не было видно.
     Но сейчас  деревья будто рассорились. Растут  вразброд, каждое само  по
себе. Буков давно и в помине нет.
     Вот и дуб остановился, точно задумался, - идти ли дальше.
     - Шагай, шагай! - крикнул ему сверху Нильс. - Чего ты боишься?
     Дуб качнулся вперед, опять задумался, да так и застыл на месте.
     - Ну и  стой себе, если  ты такой упрямый!  - рассердился  Нильс. - Вон
березки и сосны храбрее тебя!
     Но березы и сосны тоже испугались севера. Они скрючились и пригнулись к
самой земле, будто хотели спрятаться от холода.
     А солнце катилось по небу и не уставало светить.
     - Не  понимаю, - сказал  Мартин,  - летим,  летим, а вечер все никак не
наступит. До чего же спать хочется!
     - И мне спать хочется! - сказала Марта. - Глаза слипаются.
     - Да и я  бы  не прочь  вздремнуть, -  сказал Нильс.  -  Смотри-смотри,
Мартин,  вон аисты на болоте спят.  Тут, в Лапландии, все по-другому. Может,
здесь вместо луны всю ночь солнце светит? Давай и мы привал устроим.
     Так они и сделали.

    3



     На  следующий   день  Нильс,  Мартин  и  Марта   увидели  Серые  скалы,
возвышавшиеся над Круглым озером.
     - Ура! - закричал Нильс. - Прилетели! Бросай якорь, Мартин!
     Они опустились на берег, поросший густым камышом.
     - Ну что, Мартин?  Рад? - говорил Нильс. - Нравится тебе? Смотри, тут и
трава не  простая, а лапландская, и камыш, наверное,  лапландский, и вода  в
озере лапландская!
     - Да,  да, все прямо  замечательно,  - говорил Мартин,  а  сам даже  не
глядел ни на что.
     По  правде сказать, его сейчас совсем не  интересовало, лапландская тут
трава или какая-нибудь другая.
     Мартин был чем-то озабочен.
     -  Послушай, Нильс, - тихонько сказал он, - как  же нам быть с  Мартой?
Акка Кебнекайсе, конечно, хорошая птица, но очень уж строгая. Ведь она может
Марту и не принять в стаю.
     - Принять-то  примет...  -  сказал  Нильс.  - Только знаешь что,  давай
сделаем  так:  Марту пока здесь  оставим и явимся одни.  Выберем  подходящую
минуту и во всем признаемся Акке. А уж потом за Мартой слетаем.
     Они спрятали Марту в камышах, натаскали ей про запас водорослей, а сами
пошли искать свою стаю.
     Медленно  пробирались  они  по  берегу,  заглядывая  за  каждый  кустик
молодого ивняка, за каждую кочку.
     Всюду кипела работа -  переселенцы устраивались на новых квартирах. Кто
тащил в клюве веточку, кто охапку травы, кто клочок мха.  У некоторых гнезда
были уже готовы,  и соседи с  завистью  поглядывали  на  счастливых  хозяев,
которые отдыхали в новых домах.
     Но все это были чужие гуси. Никого из своих Нильс и Мартин не находили.
     - Не  знаете ли вы,  где остановилась Акка Кебнекайсе? - спрашивали они
каждого встречного.
     - Как не знать!  Она  к  самым скалам полетела. Устроилась  под  старым
орлиным гнездом, - отвечали им.
     Наконец они  увидели  высокую скалу и над ней  гнездо  - точно огромная
корзина, оно прилепилось к каменному склону.
     - Ну, кажется, пришли, - сказал Нильс.
     И верно,  навстречу  им  уже бежали  и  летели друзья.  Гуси  обступили
Мартина и Нильса тесным кольцом и радостно гоготали:
     - Наконец-то! Прилетели!
     - Где это вы пропадали?
     - Вы что, летать разучились? - кричали им со всех сторон.
     - Акка! Акка Кебнекайсе! Встречай  гостей!  Акка не торопясь  подошла к
ним.
     - Нашли башмачок? - спросила она.
     -  Башмачок-то нашли, - весело сказал Нильс и  притопнул  каблучком.  -
Пока искали,  чуть  головы  не  потеряли. Зато  вместе с  башмачком мы нашли
Мартину невесту.
     - Вот это  хорошо, - кивнула Акка. - Я и сама уж подумала, что надо его
женить, а то ему одному скучно будет. Он ведь гусь  молодой. Ну, где же ваша
невеста?
     - А  она тут, недалеко. Я мигом слетаю  за ней, - обрадовался Мартин  и
полетел за Мартой.

    4



     Через несколько дней у подножия Серых скал вырос целый гусиный город.
     Мартин  с Мартой тоже обзавелись собственным домом. Первый  раз в жизни
пришлось им жить своим хозяйством. Сперва это было  не очень-то  легко. Ведь
что  там ни говори,  а домашние гуси избалованный народ. Привыкли жить, ни о
чем не думая, - дом для  них всегда готов, обед каждый день в корыте подают.
Только и  дела  - ешь  да  гуляй! А  тут и  жилье  надо  самим строить  и  о
пропитании самим заботиться.
     Но все-таки домашние гуси - это гуси, и Мартин с  Мартой отлично зажили
в новом доме.
     Нильсу тоже поначалу пришлось трудно. Гуси, конечно, позаботились о нем
- всей  стаей  смастерили для  него  теплое, красивое  гнездо. Но  Нильс  не
захотел в нем жить - как-никак он человек, а не птица, и ему нужна крыша над
головой.
     Нильс решил построить себе настоящий дом.
     Прежде всего на ровном месте  он начертил четырехугольник - вот  начало
дома и заложено. После этого Нильс стал вбивать по углам длинные колышки. Он
садился на клюв Мартина, и Мартин, вытянув шею, поднимал его как можно выше.
Нильс устанавливал колышек в самый угол и камнем вколачивал в землю.
     Теперь оставалось выстроить стены.  Мартину  и  тут нашлась работа.  Он
подносил  в клюве  палочки-бревнышки,  укладывал их друг  на друга, а  Нильс
связывал их травой. Потом ножичком вырезал  в стене дверь и окошко  и взялся
за самое главное - за крышу.
     Крышу  он  сплел  из  тоненьких гибких веточек,  как  в деревне  плетут
корзины. Она и получилась, как корзина: вся просвечивала.
     - Ничего, светлее будет, - утешал себя Нильс.
     Когда дом  был готов, Нильс пригласил к себе  в  гости Акку Кебнекайсе.
Внутрь она,  конечно,  войти не  могла  - через  дверь  пролезала только  ее
голова. Но зато она хорошенько осмотрела все снаружи.
     - Дом-то хорош, - сказала Акка, - а вот  крыша ненадежная:  и от солнца
под такой крышей не спрячешься, и от дождя не укроешься. Ну, да  этому  горю
помочь можно. Сейчас мастеров тебе пришлю.
     И она куда-то полетела.
     Вернулась она с целой стаей ласточек. Ласточки закружились, захлопотали
над  домом: они улетали, прилетали  и без устали стучали клювами по  крыше и
стенам. Не прошло и часа, как дом был со всех сторон облеплен толстым  слоем
глины.
     - Лучше всяких штукатуров работают! - весело закричал Нильс. - Молодцы,
ласточки!
     Так понемногу все и устроились.
     А скоро появились новые заботы: в каждом доме запищали птенцы.
     Только в гнезде у Акки Кебнекайсе было  по-прежнему тихо. Но хотя  сама
она и не вывела ни одного птенца, хлопот у нее было хоть отбавляй. С утра до
вечера она летала от  гнезда  к гнезду и показывала неопытным родителям, как
надо кормить птенцов, как учить их ходить, плавать и нырять.
     У Мартина и Марты было пятеро длинноногих гусят. Родители долго думали,
как бы назвать своих первенцев, да все не могли выбрать подходящих имен. Все
имена казались недостойными их красавцев.
     То  имя  было слишком короткое, то слишком длинное, то слишком простое,
то  слишком  мудреное, то  нравилось  Мартину,  но  не  нравилось Марте,  то
нравилось Марте, но не нравилось Мартину.
     Так, наверное, они и проспорили бы все лето, если б в  дело не вмешался
Нильс. Он сразу придумал имена всем пяти гусятам.
     Имена были не  длинные, не короткие и очень красивые. Вот  какие: Юкси,
Какси, Кольме,  Нелье, Вийси. По-русски это  значит: Первый, Второй, Третий,
Четвертый, Пятый. И хотя  все гусята увидели свет в один час, Юкси то и дело
напоминал своим братьям, что он первый вылупился из яйца,  и требовал, чтобы
все его слушались.
     Но  братья  и  сестры не хотели его  слушаться, и в  гнезде  Мартина не
прекращались споры и раздоры.
     "Весь в отца,  - думал Нильс, глядя на Юкси. - Тот тоже вечно скандалил
на  птичьем дворе, никому  проходу не давал.  А  зато  теперь какой  хороший
гусь..."
     Раз десять в день Мартин и Марта призывали Нильса на семейный суд, и он
разбирал все споры, наказывал виновных, утешал обиженных.
     Нильс был  строгим  судьей, и  все-таки гусята  очень его любили.  Да и
немудрено: он  гулял  с ними,  учил их прыгать  через палочку,  водил с ними
хороводы. Как же было его не любить!

    Глава XIV



    ПРИЕМЫШ



    1



     Был  теплый ясный день. К полудню солнце стало припекать, а в Лапландии
даже летом это бывает нечасто.
     В  тот  день  Мартин  и  Марта  решили дать своим  гусятам первый  урок
плавания.
     На  озере они боялись учить  их  - как бы не случилось какой беды! Да и
сами гусята, даже храбрый Юкси, ни за что не хотели лезть в холодную озерную
воду.
     К счастью, накануне прошел сильный дождь,  и  лужи еще не высохли. А  в
лужах вода  и теплая  и неглубокая. И  вот на  семейном совете  было  решено
поучить гусят плавать сначала в луже. Их выстроили парами, а Юкси, как самый
старший, шел впереди.
     Около  большой  лужи все  остановились. Марта вошла в воду,  а Мартин с
берега подталкивал к ней гусят.
     - Смелей! Смелей! - покрикивал он на птенцов. - Смотрите на свою мать и
подражайте ей во всем.
     Но гусята топтались у самого края лужи, а дальше не шли.
     - Вы опозорите всю нашу семью! - кричала па  них  Марта.  -  Сейчас  же
идите в воду!
     И она в сердцах ударила крыльями по луже.
     Гусята по-прежнему топтались на месте.
     Тогда Мартин подхватил Юкси  клювом и  поставил его прямо посреди лужи.
Юкси сразу по самую  макушку ушел в воду. Он запищал, забарахтался, отчаянно
забил крылышками, заработал лапками и.., поплыл.
     Через  минуту  он  уже  отлично  держался  на  воде  и с  гордым  видом
посматривал на своих нерешительных братьев и сестер.
     Это  было так  обидно,  что братья и сестры сразу  же полезли в воду  и
заработали  лапками ничуть  не хуже  Юкси.  Сначала  они старались держаться
поближе к берегу, а потом осмелели и тоже поплыли на самую середину лужи.
     Вслед за гусями и Нильс решил было выкупаться. Но в это  время какая-то
широкая тень накрыла лужу. Нильс поднял голову. Прямо  над  ними, распластав
огромные крылья, парил орел.
     -  Скорей на берег! Спасайте птенцов! - закричал Нильс Мартину и Марте,
а сам помчался искать Акку.
     - Прячьтесь! - кричал он по дороге. - Спасайтесь! Берегитесь!
     Встревоженные гуси выглядывали из гнезд, но, увидев в небе орла, только
отмахивались от Нильса.
     -  Да  что вы, ослепли все,  что  ли? - надрывался  Нильс. -  Где  Акка
Кебнекайсе?
     - Я тут. Что ты кричишь, Нильс?  - услышал он  спокойный голос Акки,  и
голова ее высунулась из камыша. - Чего ты пугаешь гусей?
     - Да разве вы не видите? Орел!
     - Ну, конечно, вижу. Вот он уже спускается.
     Нильс, вытаращив глаза, смотрел на Акку. Он ничего не понимал.
     Орел приближается к стае, и все преспокойно сидят, будто это не орел, а
ласточка какая-нибудь!
     Чуть не сбив Нильса с ног широкими сильными крыльями, орел сел у самого
гнезда Акки Кебнекайсе.
     - Привет друзьям! - весело сказал он и щелкнул своим страшным клювом.
     Гуси  высыпали из  гнезд  и приветливо  закивали  орлу. А  старая  Акка
Кебнекайсе вышла ему навстречу и сказала:
     - Здравствуй,  здравствуй,  Горго. Ну, как живешь? Рассказывай про свои
подвиги!
     - Да уж лучше мне о своих подвигах не рассказывать, - ответил  Горго. -
Ты меня не очень-то за них похвалишь!
     Нильс стоял в стороне, смотрел, слушал и не верил  ни своим  глазам, ни
своим ушам.
     "Что за чудеса!  - думал он.  -  Кажется, этот  Горго  даже побаивается
Акки. Будто Акка - орел, а он - обыкновенный гусь".
     И  Нильс подошел поближе, чтобы получше разглядеть  этого удивительного
орла.
     Горго тоже уставился на Нильса.
     - А это что за зверь? - спросил он Акку. - Не человечьей ли он породы?
     - Это Нильс, - сказала Акка.  - Он действительно  человечьей породы, но
все-таки наш лучший друг.
     -  Друзья Акки - мои друзья, -  торжественно сказал орел Горго и слегка
наклонил голову.
     Потом он снова повернулся к старой гусыне.
     - Надеюсь,  вас тут без  меня никто  не обижает? - спросил Горго. -  Вы
только дайте знак, и я со всяким расправлюсь!
     - Ну, ну, не зазнавайся, - сказала Акка и легонько стукнула орла клювом
по голове.
     - А что,  разве не  так?  Разве  смеет  кто-нибудь  из  птичьего народа
перечить  мне? Что-то я таких не знаю. Пожалуй, только ты! - И орел  ласково
похлопал своим огромным крылом  по  крылу гусыни. -  А  теперь  мне  пора, -
сказал  он,  бросив  орлиный  взгляд на  солнце.  - Мои  птенцы  до  хрипоты
накричатся, если я запоздаю с обедом. Они ведь все в меня!
     - Ну, спасибо, что навестил, - сказала Акка. - Я тебе всегда рада.
     - До скорого свидания! - крикнул орел.
     Он взмахнул крыльями, и ветер зашумел над гусиной толпой.
     Нильс долго стоял, задрав голову, и глядел на исчезавшего в небе орла.
     Вдруг из густых камышей раздался робкий голос Мартина.
     - Что, улетел? - шепотом спросил он, вылезая на берег.
     - Улетел, улетел, не бойся, его и не видно уже! - сказал Нильс.
     Мартин повернулся назад и закричал:
     -  Марта,  дети, вылезайте!  Он  улетел! Из  густых  зарослей выглянула
встревоженная Марта.  Марта осмотрелась  кругом, потом  поглядела на  небо и
только тогда вышла из камышей. Крылья ее были широко растопырены, и под ними
жались перепуганные гусята.
     - Неужели это был настоящий орел? - спросила Марта.
     -  Самый  настоящий, - сказал Нильс. - И страшный какой. Кончиком клюва
заденет -  так насмерть зашибет. А поговоришь с  ним немножко  -  даже  и не
скажешь, что это орел. С нашей Аккой, как с родной матерью, разговаривает.
     - А как  же ему  иначе со мной  разговаривать? - сказала Акка. - Я  ему
вроде матери и прихожусь.
     Тут уж Нильс совсем разинул рот от удивления.
     - Ну да, Горго - мой приемный сын, - сказала Акка.  - Идите-ка поближе,
я вам сейчас все расскажу. И Акка рассказала им удивительную историю.

    2



     Несколько  лет тому назад  старое пустое гнездо на Серой  скале не было
пустым. В нем жили орел с орлицей.
     Все гуси и утки, прилетавшие на лето в Лапландию, устраивались подальше
от  этой страшной  скалы. Только Акка Кебнекайсе каждый год  приводила  сюда
свою стаю.
     Акка не зря выбрала это место. Орлы были  опасные соседи, но и надежные
сторожа.  Ни один хищник не смел приблизиться к  Серым скалам с тех пор, как
там поселились орлы. Стая Акки Кебнекайсе  могла  не бояться ни ястребов, ни
коршунов, ни кречетов, зато ей приходилось остерегаться самих сторожей.
     Как только орлы просыпались, они вылетали на охоту. Но еще раньше,  чем
просыпались  орлы, просыпалась  Акка. Спрятавшись в  камышах, она  смотрела,
куда направят орлы свой полет.
     Если орлы скрывались  за вершинами скал, стая могла спокойно плескаться
в озере и ловить водяных пауков. Если  же орлы  кружились над  долиной,  все
отсиживались в своих гнездах.
     В  полдень  Акка  снова  выходила  на  разведку  -  в   этот  час  орлы
возвращались с охоты. Даже издали по  их полету Акка угадывала, удачный  или
неудачный был у них день.
     -  Берегитесь! -  кричала  она своей  стае,  когда орлы возвращались  с
пустыми когтями.
     -  Опасность  миновала!  - кричала она,  видя, что орлы тащат  в когтях
крупную добычу.
     Но  вот  однажды  орлы,  вылетев  рано  поутру,  в свой обычный час  не
вернулись в гнездо.
     Акка долго сидела в своем убежище, высматривая  в небе  орлов, но так и
не дождалась их возвращения.
     На следующее утро Акка вышла  на разведку  еще раньше,  чем всегда. Уже
солнце поднялось высоко в небе, но орлы не показывались.
     "Верно, они вчера так и не вернулись в гнездо", - подумала Акка.
     Она не видела  их и в  полдень  на скалистой площадке, где орлы  всегда
делили принесенную добычу.
     На третий  день все было по-прежнему. Орлы не вылетали  из гнезда и  не
возвращались в него.
     Тогда  Акка  поняла,  что  какая-то  беда  стряслась с  орлами,  и сама
полетела к скале.
     Еще издали она услышала злой и  жалобный крик, доносившийся из орлиного
гнезда.
     В гнезде, посреди  обглоданных костей,  старая Акка увидела неуклюжего,
безобразного  птенца. Он был  покрыт редким пухом, на  маленьких беспомощных
крыльях торчком  стояли прямые  жесткие  перышки, а острый,  загнутый  книзу
клюв, был совсем уже как у взрослого орла.
     - Я есть хочу, есть хочу! - кричал он и широко разевал клюв.
     Оглядевшись  кругом, не подстерегают ли ее где-нибудь за  уступом орлы,
Акка села на край гнезда.
     - Наконец-то! Хоть кто-то явился! - закричал птенец, увидев Акку. - Что
ты принесла? Давай скорей, я есть хочу! Акка очень рассердилась.
     - Я еще к тебе в няньки не нанималась! -  прикрикнула  она на птенца. -
Где твои отец с матерью?
     - Откуда я знаю! - запищал птенец.  - Они уже  два дня не возвращаются.
Ну, чего ты сидишь тут? Ты что, не слышишь? Я есть хочу! Есть! Есть! Дай мне
скорее есть!
     Акке  стало жалко птенца. Все-таки  сирота  - ни отца, ни матери. И она
отправилась искать ему корм.
     Она выловила в озере  большую форель  и принесла ее птенцу. Увидев, что
гусыня  что-то тащит,  орленок  вытянул шею, и Акка бросила ему  свою добычу
прямо в раскрытый клюв.
     Но орленок сразу выплюнул рыбу.
     - Уж не думаешь ли ты, что я буду есть такую гадость? Сейчас же принеси
мне куропатку  или  зайца,  слышишь? - зашипел  он и  защелкал клювом, точно
хотел растерзать Акку на части.
     Акка  строго  посмотрела  на  него,  клюнула  его раз, другой и,  когда
орленок притих, сказала:
     - Запомни хорошенько:  возиться  с тобой  никто не  будет. Твои отец  и
мать, наверное, погибли, и,  если ты не хочешь умереть  с голоду, ты  должен
есть то, что тебе дают.
     Потом она  разыскала на дне гнезда форель, которую  выплюнул орленок, и
опять положила ее перед ним.
     - Ешь! - приказала она.
     Орленок  злобно посмотрел на Акку, но рыбу  съел. С этого дня поутру, в
полдень и вечером  Акка летала к орлиному гнезду  и кормила своего  питомца.
Она носила ему рыбу, лягушек, червяков, и орленок покорно все ел. Так дело и
шло  до  тех пор,  пока Акка не начала  линять. Последний  раз она  с трудом
добралась до орлиного гнезда, теряя по дороге перья.
     - Слушай, - сказала  она орленку, - больше я к тебе прилетать не  могу.
Перенести тебя вниз на своей спине я  тоже не могу. Ты должен сам спуститься
в  долину,  иначе  ты умрешь  с голоду. Не скрою -  этот  первый полет может
стоить тебе жизни. До земли далеко, а ты еще не умеешь летать.
     Но  орленок был не  робкого десятка.  Он  вскарабкался  на край гнезда,
посмотрел вниз - так ли далеко до этой самой земли - и смело прыгнул.
     Акка с  тревогой следила за ним. Своих детей у нее давно уже не было, и
этот чужой птенец стал ей дорог, словно родной сын.
     К  счастью,  все обошлось благополучно.  Сначала орленок несколько  раз
перевернулся  в воздухе, но ветер помог ему - раскрыл его крылья, и орленок,
целый и невредимый, сел на землю.
     Все лето  орленок  прожил  в долине вместе  с гусятами и очень  с  ними
подружился.  Он думал, что он тоже гусенок, и ни в чем не хотел отставать от
своих товарищей. Гусята шли на озеро - и  он с ними.  Гусята в воду - и он в
воду.  Но гусята, бойко работая лапами, легко и быстро доплывали до середины
озера.  А  орленок,  как ни  старался,  как  ни  бил когтями по  воде, сразу
захлебывался и тут же, у самого берега, шел ко дну.
     Не раз Акка вытаскивала своего питомца из озера полузадохшегося и долго
трясла его, пока он снова не начинал дышать.
     - Почему я не могу плавать, как другие? - спрашивал орленок.
     - Пока ты лежал в своем гнезде, у тебя выросли слитком длинные когти, -
отвечала ему Акка. - Но не горюй, из тебя все-таки выйдет хорошая птица.
     Зато, когда для гусят  пришло время учиться летать, никто из них не мог
угнаться за Горго. Горго летал выше всех, быстрее всех, дальше всех.
     Скоро  даже  просторная  долина  стала для  него слишком  тесной,  и он
пропадал  целыми  днями  где-то  за  озером  и  за  горами.  Каждый  раз  он
возвращался злой и озабоченный.
     - Почему куропатки и  козлята убегают и прячутся, когда моя тень падает
на землю? - спрашивал он Акку.
     - Пока ты лежал в своем гнезде, у тебя выросли слишком большие  крылья,
- отвечала Акка. - Но не горюй, из тебя все-таки выйдет хорошая птица.
     -  А  почему я ем рыбу  и лягушек, а другие гусята щиплют траву и клюют
жуков? - спрашивал он Акку.
     - Потому что я не  могла приносить  тебе другого корма,  пока ты жил на
своей скале, -  отвечала ему Акка.  - Но  не  горюй, из тебя все-таки выйдет
хорошая птица.
     Осенью, когда  гуси двинулись в далекий  путь  на  юг, Горго  полетел с
ними. Но он никак не мог научиться держать строй во время  полета. То и дело
он улетал далеко вперед, потом снова возвращался и кружился над стаей.
     Другие птицы, увидев орла среди диких гусей, поднимали тревожный крик и
круто сворачивали в сторону.
     -  Почему они боятся  меня? - спрашивал Горго.  -  Разве я  не такой же
гусь, как вы?
     Однажды они пролетали над крестьянским двором, на котором куры и петухи
мирно рылись в мусорной куче.
     -  Орел!  Орел! -  закукарекал  петух. И  тотчас же все куры  бросились
врассыпную. На этот раз Горго не стерпел.
     "Дурачье!  - подумал он. -  Они  не умеют даже отличить  дикого гуся от
орла. Ну ладно же, я проучу их!" И, сложив крылья, он камнем упал на землю.
     -  Я покажу  тебе, какой  я орел!  - кричал он,  разбрасывая сено,  под
которым спрятался петух.  - Ты  запомнишь, какой я орел! -  кричал  он и бил
петуха клювом.
     Вечером на  привале, когда  все гуси  уже заснули,  Акка долго сидела в
раздумье.
     Она понимала, что пришло время расстаться с орлом. Она  сама  вскормила
его,  воспитала, и ей было  жалко отпускать его.  Но ничего не поделаешь, он
должен знать, что он орел, и должен жить, как подобает орлам.
     Акка  встала  и пошла  разыскивать своего питомца, мирно спавшего среди
гусей...
     В ту же ночь перед рассветом Горго покинул стаю.
     Но каждый  год, когда гуси  возвращались в Лапландию, Горго прилетал  в
долину у Серых скал.
     Это был могучий и смелый орел. Даже родичи побаивались его и никогда не
вступали с ним в спор. Лесные птицы пугали его  именем  непослушных птенцов.
Горные  козлы  трепетали, как трусливые зайчата, завидев его тень. Он никого
не щадил, он бил свою добычу без промаха. Но за всю свою жизнь он ни разу не
охотился  у Серых скал  и  не тронул даже кончиком когтей  ни одного  дикого
гуся.