1

Тема: Белинский В. Г. - Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета

Белинский Виссарион Григорьевич

Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета



    I
       
       Несмотря на множество фактов, доказывающих, что эстетическое образование нашего общества есть не более, как мода, привычка или обычай, и то не свой, а заимствованный духом подражательности из чуждого источника; несмотря на то, у нас иногда промелькивают явления, заставляющие приудержаться решительным приговором на этот предмет и самым положительным образом убеждающие в той истине, что темная атмосфера нашей эстетической жизни освещалась, хотя и изредка, самыми яркими проблесками дарований и что в нашем обществе есть все элементы, а следовательно, и живая потребность изящного. Стоит только заглянуть в историю нашей письменности: посмотрите, как слабо привился к свежему и мощному русскому духу гнилой и бессильный, французский классицизм: едва Пушкин, предшествуемый Жуковским, растолковал нам тайну поэзии, едва наши журналы открыли нам литературную Германию и Англию и -- где наш классицизм, где наши дюжинные поэмы, где протяжный вой, мишурная мантия и деревянный кинжал Мельпомены? Посмотрите, напротив, в какое короткое время и как тесно сроднились с русским духом живые вдохновения Германии и Англии; посмотрите, какую всеобщность, какую народность223 приобрели роскошные и полные юной и девственной жизни создания Пушкина еще при самом появлении его на поэтическое поприще, еще во время полного владычества бездушного французского классицизма и нелепой французской теории искусства? Этого мало: ежели на свежую русскую жизнь не имел почти никакого влияния гнилой французский классицизм, то еще менее имел на нее влияния лихорадочный, пьяный французский романтизм. Посмотрите только, увлекся ли кто-нибудь из наших талантливых, уважаемых публикою писателей этими неестественными, но произведенными хмелем и безумством конвульсиями так называемой, бог знает почему, юной, но в самом-то деле той же дряхлой, но только на новый лад, французской литературы? Кто ей подражал? Литературные подрядчики, чернь литературная -- больше никто! Не показывает ли все это верного эстетического чувства в нашем юном обществе? Может быть, нам укажут, в опровержение, на незаслуженное равнодушие со стороны нашего общества к созданиям Державина, Озерова, Батюшкова: несмотря на все наше желание защититься против этого довода, мы не будем входить ни в какие подробности, потому что они могли бы слишком далеко завести нас, а скажем только то, что если гений или талант и точно были достоянием этих поэтов, то общество все-таки имело свое право на равнодушие к ним, потому что, в союзе со временем, оно есть самый непогрешительный критик, и если оно часто принимает мишуру за чистое золото, то не больше как на минуту.
       Все, что мы сказали, клонится к оправданию нашей публики в несправедливом обвинении в ее будто бы холодности к изящному вообще и к отечественной литературе в особенности. Со дня на день новые факты заставляют отнести эти обвинения к числу тех запоздалых предубеждений, которые повторяются по привычке как общие места и, подобно всем общим местам, не имеют никакого смысла. К числу этих утешительных фактов, которыми особенно богато настоящее время, принадлежит представление на московской сцене Шекспирова "Гамлета".
       Уже более года, как играется эта пьеса на московской сцене и как самый перевод ее напечатан224, следовательно, все впечатления теперь -- уже только воспоминания, все суждения и толки -- уже одно общее мнение, разумеется, решенное большинством голосов, и потому теперь нам должно быть не органом одной минуты восторга, но спокойным историком литературного события, важного по самому себе и по своим следствиям, и поэтому сосредоточенного на одной идее и представляющего как бы нечто целое и характерическое. Мы поговорим и о самой пьесе, и об игре Мочалова, и о переводе; но публика будет главнейшим вопросом нашего рассуждения.
       "Гамлет"!.. понимаете ли вы значение этого слова? -- оно велико и глубоко: это жизнь человеческая, это человек, это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле... Потом "Гамлет" -- это блистательнейший алмаз в лучезарной короне царя драматических поэтов, увенчанного целым человечеством и ни прежде ни после себя не имеющего себе соперника -- "Гамлет" Шекспира на московской сцене!.. Что это такое? спекуляция на мировое имя, жалкая самонадеянность, слепое обольщение самолюбия, долженствовавшее в наказание лишиться восковых крыл своих от палящего сияния солнца, к которому оно так легкомысленно осмелилось приблизиться?.. Гамлет-Мочалов, Мочалов, этот актер, с его, конечно, прекрасным лицом, благородною и живою физиономиею, гибким и гармоническим голосом, но вместе с тем и небольшим ростом, неграциозными манерами и часто певучею дикциею; актер, конечно, с большим талантом, с минутами высокого вдохновения, но вместе с тем никогда и ни одной роли не выполнивший вполне и не выдержавший в целом ни одного характера; сверх того, актер с талантом односторонним, назначенным исключительно для ролей только пламенных и исступленных, но не глубоких и многозначительных, -- и этот Мочалов хочет вытти на сцену в роли Гамлета, в роли глубокой, сосредоточенной, меланхолически-желчной и бесконечной в своем значении... Что это такое? добродушная и невинная бенефициантская проделка?.. Так или почти так думала публика и чуть ли не так думали и мы, пишущие теперь эти строки под влиянием тех могущественных впечатлений, которые, поразивши однажды душу человека, никогда не изглаживаются в ней и которые привести на память, значит снова возобновить их в душе со всею роскошью и со всею свежестью их сладостных потрясений... Мы надеялись насладиться двумя-тремя проблесками истинного чувства, двумя-тремя проблесками высокого вдохновения, но в целой роли думали увидеть пародию на Гамлета и -- обманулись в своем предположении: в игре Мочалова мы увидели если не полного и совершенного Гамлета, то потому только, что в превосходной вообще игре у него осталось несколько невыдержанных мест; но он бросил в глазах наших новый свет на это создание Шекспира и дал нам надежду увидеть настоящего Гамлета, выдержанного от первого до последнего слова роли.
       Нельзя говорить об игре актера, не сказавши ничего о пьесе, в которой он играл, тем более если эта пьеса, есть великое произведение творческого гения, а между тем иным известна только понаслышке, а иным и вовсе неизвестна. Итак, мы сперва поговорим о самом "Гамлете" и изложим его содержание, потом отдадим отчет в игре Мочалова, а в заключение скажем наше мнение о переводе Полевого.
       Кому не известно, хотя понаслышке, имя Шекспира, одно из тех мировых имен, которые принадлежат целому человечеству? Слишком было бы смело и странно отдать Шекспиру решительное преимущество пред всеми поэтами человечества, как собственно поэту, но как драматург он и теперь остается без соперника, имя которого можно б было поставить подле его имени. Обладая даром творчества в высшей степени и одаренный мирообъемлющим умом, он в то же время обладает и этою объективностию гения, которая сделала его драматургом по преимуществу и которая состоит в этой способности понимать предметы так, как они есть, отдельно от своей личности, переселяться в них и жить их жизнию. Для Шекспира нет ни добра ни зла: для него существует только жизнь, которую он спокойно созерцает и сознает в своих созданиях, ничем не увлекаясь, ничему не отдавая преимущества. И если у него злодей представляется палачом самого себя, то это не для назидательности и не по ненависти ко злу, а потому, что это так бывает в действительности, по вечному закону разума, вследствие которого кто добровольно отвергся от любви и света, тот живет в удушливой и мучительной атмосфере тьмы и ненависти. И если у него добрый в самом страдании находит какую-то точку опоры, что-то такое, что выше и счастия и бедствия, то опять не для назидательности и не по пристрастию к добру, а потому, что это так бывает в действительности, по вечному закону разума, вследствие которого любовь и свет есть естественная атмосфера человека, в которой ему легко и свободно дышать даже и под тяжким гнетом судьбы. Впрочем, эта объективность совсем не есть бесстрастие: бесстрастие разрушает поэзию, а Шекспир великий поэт. Он только не жертвует действительностию своим любимым идеям, но его грустный, иногда болезненный взгляд на жизнь доказывает, что он дорогою ценою искупил истину своих изображений.
       Есть два рода людей: одни прозябают, другие живут. Для первых жизнь есть сон, и если этот сон видится им на мягкой и теплой постеле, они удовлетворены вполне. Для других же, людей собственно, жизнь есть подвиг, выполнение которого, без противоречия с благоприятностию внешних обстоятельств, есть блаженство; а при условии добровольных лишений и страданий, должно быть блаженством и точно есть блаженство, но только тогда, когда человек, уничтожив свое я во внутреннем созерцании или сознании абсолютной жизни, снова обретает его в ней. Но для этого внутреннего просветления нужно много борьбы, много страдания, и для него много званых, но мало избранных. Для всякого человека есть эпоха младенчества, или этой бессознательной гармонии его духа с природою, вследствие которой для него жизнь есть блаженство, хотя он и не сознает этого блаженства. За младенчеством следует юношество, как переход в возмужалость: этот переход всегда бывает эпохою распадения, дисгармонии, следовательно, греха. Человек уже не удовлетворяется естественным сознанием и простым чувством: он хочет знать; а так как до удовлетворительного знания ему должно перейти через тысячи заблуждений, нужно бороться с самим собою, то он и падает. Это непреложный закон как для человека, так и для человечества. Для человека эта эпоха настает двояким образом: для одного она начинается сама собою, вследствие избытка и глубины внутренней жизни, требующей знания во что бы то ни стало -- вот Фауст; для другого она ускоряется какими-нибудь внешними обстоятельствами, хотя ее причина и заключается не во внешних обстоятельствах, а в духе самого этого человека -- вот Гамлет. Для жизни законы одни, но проявления их бесконечно различны: распадение Гамлета выразилось слабостию воли при сознании долга. Итак, "слабость воли при сознании долга" -- вот идея этого гигантского создания Шекспира, -- идея, впервые высказанная Гёте в его "Вильгельме Мейстере" и теперь сделавшаяся каким-то общим местом, которое всякий повторяет по-своему225. Но Гамлет выходит из своей борьбы, то есть побеждает слабость своей воли, следовательно, эта слабость воли есть не основная идея, но только проявление другой, более общей и более глубокой идеи -- идеи распадения, вследствие сомнения, которое, в свою очередь, есть следствие выхода из естественного сознания. Все это мы объясним подробнее, для чего и спешим перейти к изложению содержания и хода всей пьесы.
       В Дании жил когда-то доблестный король Гамлет с женою своею Гертрудою, которую он любил страстно и которою сам был любим страстно. Кроме жены, у него был сын, принц Гамлет, и брат Клавдий. Вдруг этот король умирает скоропостижно, а брат его, Клавдий, делается королем и, еще не давши пройти и двум месяцам после братниной смерти, женится на его вдове, своей невестке. Сын покойного короля, юный принц Гамлет, долго учился в Виртемберге, "в этих германских университетах, где уже метафизика доискивалась до начала вещей, где уже жили в мире идеальном, где уже мечтательность доводила человека до внутренней жизни. Настроенный таким образом, он возвращается ко двору, грубому и развратному в своих удовольствиях, и делается свидетелем смерти своего отца и скорого забвения, которое бывает уделом умерших" {Гизо, в предисловии к "Гамлету"226.}. Он обожал покойного короля как отца, как человека, как героя -- и глубоко был оскорблен соблазнительным поведением своей матери. Вера в человеческое достоинство в нем поколеблена, лучшие мечты его о благе разрушены. Если мы к этому прибавим еще то, что он любит Офелию, дочь министра Полония, то читатель наш будет совершенно на той точке, от которой отправляется действие драмы. Друзья Гамлета, Бернардо, Франциско, Марцелий и Горацио, стоя на страже у галлереи королевского замка, видят тень покойного короля и условившись рассказать об этом Гамлету, расходятся. Вот " чем состоит первая сцена первого акта. Во второй сцене являются король, королева, Гамлет, Полоний, Лаерт и другие придворные. Король, в хитросплетенной речи благодарит придворных за то, что они одобрили его брак; потом посылает двух придворных послами к норвежскому королю для переговоров. Наконец соглашается на просьбу Лаерта, сына Полония, возвратиться во Францию, откуда он приехал на коронацию. Решивши все это, король, вместе с королевою, просит Гамлета перестать печалиться о потере отца и не ехать в Виртемберг, а остаться в Дании. Гамлет отвечает им коротко и отрывочно, с грустною ирониею; обещает исполнить их просьбу. Все уходят, он остается один:
       
       Для чего
       Ты не растаешь, ты не распадешься прахом --
       О, для чего ты крепко, тело человека!
       И если бы всевышний нам не запретил
       Самоубийства... Боже мой, великий боже!
       Как гнусны, бесполезны, как ничтожны
       Деянья человека на земле!
       Жизнь! что ты? Сад, заглохший
       Под дикими, бесплодными травами!..
       Едва лишь шесть недель прошло, как нет его,
       Его, властителя, героя -- полубога
       Пред этим повелителем ничтожным,
       Пред этим мужем матери моей --
       Его, любившего ее любовью
       Столь пламенною -- небо и земля!
       Могу ль забыть?.. Она, столь страстная супруга...
       Один лишь месяц -- я не смею мыслить...
       О женщины! ничтожество вам имя!
       Как? месяц... Башмаков она еще не износила,
       В которых шла за гробом мужа,
       Как бедная вдова, в слезах... и вот -- она,
       Она... О боже! зверь без разума и чувства
       Грустил бы более -- она супруга дяди,
       Который так походит на отца,
       Великого Гамлета, короля, как я на Геркулеса --
       И месяц только! Слез ее коварных
       Следы не высохли -- она жена другого!
       Проклятая поспешность! Провиденье
       Такого брака не могло благословить --
       Быть худу, быть бедам... Но сокрушайся, сердце,
       Когда язык мой говорить не смеет!..
       
       Приходят Горацио и Марцеллий; Гамлет спрашивает о причине их приезда из Виртемберга.
       
       Горацио.
       
       Принц! я хотел отдать последний долг: приехал
       На погребенье вашего отца.
       
       Гамлет.
       
       Не смейся
       Надо мной, товарищ -- говори: "спешил приехать
       На свадьбу вашей матери".
       
       Горацио.
       
       Да, правда, принц:
       Одно после другого не замедлило.
       
       Гамлет.
       
       Так что ж?
       Хозяйственное здесь распоряжение было:
       От похорон осталось много блюд.
       Так их на свадьбе поспешили съесть...

2

Re: Белинский В. Г. - Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета

Теперь уже вы видите состояние души Гамлета: она глубоко уязвлена ядовитою стрелою; слова его отзываются желчью, негодование высказывается в сарказмах. Что ж почувствовал Гамлет, когда Горацио объявил ему о чудном явлении тени отца его? Он решается провести с ними ночь на страже и, прося их о молчании, отпускает.
       Третие явление первого действия происходит в доме Полония. Лаерт, отправляясь во Францию, прощается с Офелиею и советует остерегаться Гамлета и смотреть на его любовь, как на пустое увлечение. Входит Полоний и дает Лаерту свои последние советы, в которых виден вельможа и пошлый человек, который ни о чем не имеет понятия, а между тем думает о себе, что он очень умен и глубоко проник в жизнь, потому только, что много прожил на белом свете, то есть больше других успел наделать глупостей. Выслушавши с должным уважением родительские наставления, Лаерт уходит, сказавши сестре:
       
       Прощай, Офелия, и помни мой совет.
       
       -----
       
       Я заперла его на сердце -- ключ
       Возьми с собой, Лаерт, --
       
       отвечает ему Офелия. Полоний привязывается к ее словам и требует у нее отчета в ее отношениях к Гамлету. Дает ей благоразумные советы; уверяет ее, что Гамлет дурачится, "что ему, как принцу, извинительно", но к ней вовсе не идет. Наконец запрещает ей принимать от него письма и подарки и велит доносить себе о всяком его поступке с нею; любящая девушка делается покорною дочерью и обещает в точности исполнять приказания своего батюшки.
       Четвертая сцена первого действия происходит на террасе перед замком. Гамлет является с Горацио и Марцеллием. Раздается отдаленный звук труб. -- Что это такое? -- спрашивает Горацио, Гамлет отвечает:
       
       Что? веселый пир
       Великого властителя, и каждый раз,
       Как он стакан вина подносит ко рту,
       Звук трубный возвещает свету подвиг
       Героя-короля.
       
       Наконец является тень. Гамлет обращается к ней с монологом, слишком длинным для его положения и немного риторическим; но это не вина ни Шекспира, ни Гамлета: это болезнь XVI века, характер которого, как говорит Гизо, составляла гордость от множества познаний, недавно приобретенных, расточительность в рассуждениях и неумеренность в умствованиях. Он же справедливо замечает, что Лаерт самую искреннюю горесть о потере отца и сестры выражает самою надутою риторикою, а мужик, копающий могилу, играет роль философа своей деревеньки.
       Тень манит за собою Гамлета, который, в своем исступлении, следует за нею, ответив угрозами на представления друзей, пытавшихся удержать его. Горацио и Марцеллий, подумав несколько, решаются следовать за ним. Тень и Гамлет снова являются на сцене, и, остановившись, тень рассказывает Гамлету о своей смерти, и ее рассказ проникнут лирическою цветистостию языка и истинно шекспировскою поэзиею. Гамлет узнает, что его отец был отравлен своим братом, а его дядею, теперешним королем, мужем его матери, который, в то время как король спокойно спал в саду, влил ему в ухо яд, от которого он и умер в страшных муках; а так как эта внезапная смерть застигла его в грехах, не приготовившегося покаянием, то он и осужден днем гореть в адском огне, а ночью блуждать по земле, доколе его убийца не будет наказан. Тень исчезает; Гамлет остается один.
       
       О небо! и земля! и что еще!
       Или и самый ад призвать я должен!
       Не бейся, сердце! не старей, тело!
       И укрепитесь в новых силах!
       Помнить о тебе... Отец несчастный!
       Я буду помнить, пока память будет!
       Помнить о тебе... Да, я изглажу
       Из памяти моей все, что я помнил,
       Все мысли, чувства, все мечты, всю жизнь,
       И запишу на ней твои слова,
       Твои веленья -- и ничто вовеки
       Не съединится с ними! Небо и земля!
       О мать моя! чудовище порока...
       Где мои заметки? Я запишу на них:
       "Улыбка и злодейство вместе могут быть".
       И что еще? Я запишу его слова:
       "Прощай, прощай, прощай и помни обо мне!"
       Клянусь: я помню!
       
       За сценою раздаются голоса Горацио и Марцеллия, которые в беспокойстве ищут Гамлета.
       
       Гамлет.
       
       Здесь, малютки! Сюда! сюда! я здесь!
       
       Марцелло.
       
       Что с вами, принц?
       
       Горацио.
       
       Что нового?
       
       Гамлет.
       
       О чудеса!
       
       Горацио.
       
       Скажите, принц, скажите!
       
       Гамлет.
       
       Нет! Ты всем расскажешь!
       
       Горацио.
       
       Нет! Клянемся!
       
       Гамлет.
       
       Что говоришь ты: я поверю людям?
       Ты все откроешь!
       
       Горацио и Марцелло.
       
       Нет! клянемся небом!
       
       Гамлет.
       
       Так знайте ж: в Дании бездельник каждый
       Есть в то же время плут негодный. Да!
       
       Теперь поймите положение Гамлета. Это душа, рожденная для добра и еще в первый раз увидевшая зло во всей его гнусности, и какое зло? и над кем совершившееся.? -- над героем, великим человеком, представителем добра, отцом его, этого Гамлета!.. И от кого узнал он об этом? -- От самой тени своего отца, столь глубоко им любимого, столь ужасно погибшего. Не обращайте внимания на сверхъестественное посредство умершего человека: не в этом дело, дело в том, что Гамлет узнал о смерти своего отца, а каким образом -- вам нет нужды. Но вместо этого разверните драму и подивитесь, как поэт умел воспользоваться даже этим "чудесным", чтобы развернуть во всем блеске свой драматический гений: его тень жива; в ее словах отзывается боль страждущего тела и страждущего духа... О, какая высокая драма: какая истина в положении! В разговоре с тенью каждое слово Гамлета проникнуто любовию к отцу, бесконечно глубокою, бесконечно страждущею. В разговоре с Горацио и Марцеллием, по уходе тени, каждое слово Гамлета есть острая стрела, облитая ядом, в каждом выражении его отзывается и мучительное бешенство против злодейства и мучительная горесть оттого, что оно совершилось. Жребий брошен: само провидение избирает его мстителем -- и он клянется мстить, страшно мстить; но это только порыв... Погоди, Гамлет: ты любишь добро, ненавидишь зло, ты сын, но ты и человек.
       В голове его мгновенно промелькнул план. Он заклинает своих друзей хранить молчание, что бы он ни делал, глубокое молчание даже и тогда, если б ему вздумалось прикинуться сумасшедшим. Три раза заставляет он их клясться в молчании на своем мече, и три раза раздается из-под земли гробовой голос тени: "Клянитесь!"; наконец клятва взята, и Гамлет уходит с своими друзьями; последние слова его:
       
       Преступленье
       Проклятое! Зачем рожден я наказать тебя! --
       
       в переводе г. Вронченко, кажется, ближе выражают смысл подлинника:
       
       Наш век расстроен: о, несчастный жребий!
       Зачем же я рожден его исправить!227
       
       Слышите ли: "Зачем же я рожден его исправить?" Видите ли: он понял, что мщение его святой долг, которого он, без презрения к себе, не мог бы не выполнить; он даже решился на мщение и, повидимому, решился твердо, даже с какою-то дикою радостию; но в то же время он падает под тяжестию собственного решения. В этих словах: "Зачем же я рожден его исправить?" заключена основная мысль целой драмы. Всеобъемлющий ум Гёте первый заметил это: гений понял гения.
       Первое явление второго действия открывается Полонием, который отпускает во Францию служителя для надзора за Лаертом и дает ему подробную инструкцию, по которой он должен действовать, чтобы разведать о поведении его сына. В этой инструкции высказывается весь характер Полония, составленный из хитрости и благоразумия; обнаруживается его взгляд на нравственность как на понятие чисто условное.
       
       И можешь многое сказать -- лишь не дурное,
       Боже сохрани -- нет, нет, а знаешь,
       Всякий вздор, что молодежи не грешно
       И извинительно... Вот, вот...
       
       Рейнольдо.
       
       Ну карты, например?
       
       Полоний.
       
       Пожалуй -- карты, вино, драчливость, ссоры,
       Волокитство...
       
       Рейнольдо.
       
       Да, не пороки ль это?
       
       Полоний.
       
       Пороки! Все зависит от того,
       Как станешь говорить. Не называя прямо,
       Что он игрок, буян, представь его
       На воле юношей, с горячей кровью
       И с вольной головой... Тут надо так, искусно...
       
       Вдруг входит Офелия, вся встревоженная, и на вопрос Полония о причине ее волнения отвечает:
       
       Я в комнате своей сидела за шитьем,
       Принц Гамлет вдруг вошел ко мне
       Без шляпы, весь растрепан, бледен,
       Дрожит, и вид его был так ужасен,
       Как будто адскую узнал он тайну...
       
       Полоний.
       
       Рехнулся от любви к тебе!
       
       Офелия.
       
       Не знаю,
       Но кажется, он помешался.
       
       Полоний.
       
       Что такое
       Он говорил?
       
       Офелия.
       
       Он за руку схватил меня,
       И крепко руку мне пожал; другой рукою
       Закрыл глаза, вот так -- и долго
       Смотрел в лицо мне, и потом вздохнул,
       Так тяжко, будто с этим вздохом
       Душа его хотела улететь. Потом
       Он покачал три раза головой,
       И вон пошел, не спуская глаз с меня,
       Не думая куда идет...
       
       Полоний.
       
       Довольно!
       Скорее к королю! Безумство это,
       Любовное безумство -- понимаю!
       Любовь всего скорей с ума нас сводит.
       Жаль, очень жаль мне принца! Верно,
       Ты грубо отвечала на его любовь?
       
       Офелия.
       
       Нет, только следуя приказу,
       Я писем от него не принимала больше,
       И запретила видеться со мною.
       
       Полоний.
       
       Вот он и одурел от этого! Как жаль,
       Что поступил я слишком скоро, строго;
       Да ведь я думал, что он шутит! Мог ли
       Предвидеть следствия -- поторопился -- глупо!
       Все недоверчивость проклятая причиной --
       Мы, старики, упрямы.

3

Re: Белинский В. Г. - Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета

Погоди, Полоний, это еще не последний твой промах: придет время и еще не так промахнешься, со всем твоим благоразумием, со всем твоим знанием жизни, которыми ты так тщеславишься. Ты много жил на свете, и твоя опытность так же велика, как длинна твоя седая борода; но ты еще многого не знаешь, старый ребенок! Ты ловко умеешь править своею утлою ладьею на грязном болоте мелочных интересов внешней жизни; ты знаешь, как провести за нос и недруга и друга, когда это тебе нужно; ты умеешь кланяться низко и говорить сладко перед сильнейшими тебя; держать себя достойно и прилично перед равными себе и снисходительно и ласково уничтожать своим мишурным величием низших себя; но скоро горестным опытом уверишься ты, что ты ничего не знал, ничего не понимал, и твоя опытная мудрость, твое изведанное благоразумие и осторожность не только не спасут тебя от роковой минуты, но еще помогут тебе сделать неизбежное salto mortale {Смертельный прыжок. -- Ред.}. Да, бедный Полоний, твоя собственная дочь и Гамлет скоро растолкуют тебе все это, хотя и бесполезно и поздно для тебя, старый ребенок, глупый умник...
       Во втором явлении второго акта король и королева просят двух придворных, бывших товарищей по учению и друзей Гамлета, Розенкранца и Гильденштерна, рассеять грусть молодого принца. Гильденштерн и Розенкранц обещают употребить все свои силы выведать причину его грусти и рассеять ее. Входит Полоний и объявляет королю две новости: первую, что Вольтиманд и Корнелий, отправленные послами к норвежскому королю, дяде молодого Фортинбраса, возвратились с успехом, и вторую, что он, Полоний, от прозорливости которого ничто в мире не может укрыться, открыл причину гамлетова расстройства, которую и объявит ему, когда он отпустит послов. По отпуске послов начинается сцена, в которой особенно выражается весь характер Полония. Он предлагает Королю устроить встречу Гамлета с своею дочерью и подслушать его разговор с нею. Король и королева соглашаются и уходят. Полоний идет навстречу Гамлету и заводит с ним разговор, из которого, увы, ничего не узнает положительного, и только еще более уверяется в приятной для его самолюбия мысли, что Гамлет по уши влюблен в его дочь. Это одна из превосходнейших сцен. Гамлет притворяется сумасшедшим и ловко сбивает с толку Полония своими неожиданными ответами, проникнутыми желчною ирониею, грустию и презрением к Полонию, которого он глубоко понимает. "Принц, позвольте "взять смелость проститься с вами", -- говорит, наконец, Полоний. "Из всего, что вы можете взять у меня, ничего не уступлю я вам так охотно, как жизнь мою, жизнь мою, жизнь мою", -- отвечает Гамлет: о, видно эта жизнь сделалась для него уж слишком тяжелою ношею!..
       За этим начинается другая превосходнейшая сцена: разговор Гамлета с Гильденштерном и Розенкранцем. Гамлет продолжает представлять из себя помешанного и злобно дурачит этих двух пошляков своими неожиданными, лукавыми и желчными ответами и вопросами; наконец заставляет их признаться, что они подосланы к нему королем и королевою. Изобличенные и одураченные, они сворачивают речь на комедиянтов, только что прибывших ко двору.
       
       Гамлет. Да какие это комедиянты?
       Розенкранц. Те самые, принц, которые некогда вам очень нравились и будут очень довольны, если и теперь понравятся вам.
       Гамлет. Почему же не так? Тут еще не будет таких чудес, какие сделались с моим дядей, нынешним датским королем: те, кто считал его ничтожным при жизни моего отца, платят теперь 10, 20, 40 дукатов за маленький портрет его. Тут надобно бы философии постараться открыть: отчего маленькие человечки становятся великими, когда великие переводятся.
       
       Входят комедиянты; главный из них, по вызову Гамлета, читает монолог из плохой трагедии, в котором надутыми стихами описывается неистовство Пирра и бедствие Гекубы. Гамлет спрашивает главного комедиянта, может ли он представить "Смерть Гонзага" и можно ли ему, Гамлету, вставить в эту пьесу стишков десяток своих? Получивши удовлетворительный ответ, отпускает комедиянтов и всех, находящихся на сцене, и остается один.
       
       Бог с вами! Я один теперь...
       Какое я ничтожное созданье!
       Комедиянт, наемщик жалкий, и в дурных стихах,
       Мне выражая страсти, плачет и бледнеет,
       Дрожит, трепещет... Отчего?
       И что причина? Выдумка пустая,
       Какая-то Гекуба!
       Что ж ему Гекуба?
       Зачем он делит слезы, чувства с нею?
       Что, если б страсти он имел причину,
       Какую я имею? залил бы слезами
       Он весь театр, и воплем растерзал бы слух,
       И преступленье ужаснул, и в жилах
       У зрителей он заморозил кровь!
       А я?
       Ничтожный я, презренный человек,
       Бесчувственный -- молчу, молчу, когда я знаю,
       Что преступленье погубило жизнь и царство
       Великого властителя -- отца!.. Или я трус?
       Кто смеет словом оскорбить меня
       Или нанесть мне оскорбленье без того,
       Чтоб за обиду не вступился я,
       Не растерзал обидчика, не кинул
       На растерзанье вранам труп его? И что же?
       Чудовище разврата и убийцу вижу я,
       И самый ад зовет меня к отмщенью,
       А я -- бесплодно изливаю гнев в слезах,
       И он безвреден, он, когда я жив,
       Я, сын убитого отца, свидетель
       Бесславья матери!.. О Гамлет! Гамлет!
       Позор и стыд тебе!.. Размыслим:
       Слыхал я, что порок и преступленье,
       Увидев страшную себя картину
       В игре искусного художника, невольно
       Высказывали стыд свой и позор
       И сознавались в преступленьях. Да,
       Без языка, без слов все будет ясно.
       Актеров этих я играть заставлю
       Изображение ужасного убийства,
       Подобного злодейству дяди,
       И стану замечать -- и если
       Смутится он -- я знаю, что мне делать!
       Быть может, привиденье это было,
       Мечта, коварство духа тьмы?
       Он может в разных образах являться.
       Он, может быть, влечет меня на грех,
       И дух мой и подозрительный и слабый,
       Употребляет сетью для погибели души?
       Остерегусь -- и хитрость пусть моя
       Мне выскажет всю совесть короля!
       
       В этом монологе, вырвавшемся из глубины души, как вырывается поток лавы из глубины земли, высказался весь Гамлет. Он сравнивает себя с комедиянтом, и сравнивает так невыгодно для своей личности; он отвергает предположение о своей трусости, говоря, что за личную обиду он готов мстить кровью; наконец он хочет узнать истину посредством актеров: видите ли, он не верит духу. Но здесь представляется вопрос: потому ли он медлит мщением, что не верит духу, или потому не верит духу, что медлит мщением? Мы сейчас увидим, что он уже несомненно верит духу, но еще долго не увидим, что он не медлит более мщением... Бедный Гамлет!..
       Первое явление третьего акта открывается разговором короля и королевы с Гильденштерном и Розенкранцем, которые доносят им о неуспехе своей рекогносцировки при Гамлете. Встреча Гамлета с Офелиею уже улажена Полонием. Король высылает королеву и придворных, а сам скрывается за дверью, чтобы подслушать разговор Гамлета с Офелиею. Офелия прохаживается по сцене с книгою в руках, как будто углубившись в чтение. Является Гамлет.
       
       Быть или не быть -- вот в чем вопрос.
       Что доблестнее для души: сносить
       Удары оскорбительной судьбы,
       Или вооружиться против моря зол
       И победить его, исчерпав разом?
       Умереть -- уснуть -- не больше, и окончить сном
       Страданья сердца, тысячи мучений --
       Наследство тела -- как не пожелать
       Такого окончанья!.. Умереть, уснуть --
       Уснуть, быть может -- грезить. Вот и затрудненье!
       Да! в этом смертном сне какие сновиденья
       Нам будут, когда буря жизни пролетит?
       Вот остановка, вот для чего хотим мы
       Влачиться лучше в долгой жизни --
       И кто бы перенес обиды, злобу света,
       Тиранов гордость, сильных оскорбленья,
       Любви отверженной тоску, тщету законов,
       Судей бесстыдство, и презренье это
       Заслуги терпеливой за деянья чести.
       Когда покоем подарить нас может
       Один удар? И кто понес бы это иго,
       С проклятием, слезами, тяжкой жизни?..
       Но страх: что будет там? -- Там,
       В той безвестной стороне, откуда
       Нет пришельцев... Трепещет воля
       И тяжко заставляет нас страдать,
       Но не бежать к тому, что так безвестно.
       Ужасное сознанье робкой думы!
       И яркий цвет могучего решенья
       Бледнеет перед мраком размышленья,
       И смелость быстрого порыва гибнет,
       И мысль не переходит в дело... Тише!
       Милая Офелия!.. О нимфа!
       Помяни грехи мои в молитвах!..
       
       За этим начинается его разговор с Офелиею, в котором он, оскорбительными и саркастическими насмешками над нею, высказывает болезненное состояние своего духа и заставляет ее выносить на себе его презрение к женщине, возбужденное в нем матерью. Король выходит из-за своей засады и говорит, что не любовь, а что-нибудь другое причиною расстройства гамлетова: совесть короля догадливее дипломатической тонкости Полония. "Так решено, -- говорит король, -- Гамлет поедет в Англию". Полоний не противоречит этой мере, но предлагает еще и свою: после представления, на которое Гамлет пригласил короля и королеву, позвать его к королеве, которая бы его порасспросила, а ему, Полонию, подслушать их разговор, и если он из него ничего не узнает, тогда уже и отправить его в Англию.
       Второе явление третьего акта заключает в себе разрешение гамлетова сомнения, разрешение, которое для Гамлета горше и тяжелее прежнего сомнения. Эта сцена гнетет ужасом душу зрителя, как какое-то неясное могильное видение: в ней выражено все ужасное целой драмы, сосредоточенное в одном моменте. Но об этом мы поговорим после, потому что глубокая и сосредоточенная сила этой сцены понята и перечувствована нами не столько в чтении, сколько в представлении: великий актер объяснил нам Шекспира в этой сцене, которой, без посредства этого актера, невозможно постигнуть во всей бесконечности ее скрытой и подавляющей душу силы. Гамлет дает советы актеру, как ему должно играть. Потом, объявляя несколько о своем плане Горацио, умоляет его наблюдать за королем.
       Входят король и королева в сопровождении двора. Гамлет прикидывается сумасшедшим весельчаком и в этой ужасной веселости осыпает сарказмами короля и Полония. Все садятся; Гамлет против короля и королевы, у ног Офелии, на которую изливает свою саркастическую желчь.
       
       Офелия. Вы веселы, принц?
       Гамлет. Кто? я?
       Офелия. Да, вы, принц.
       Гамлет. Да, я иду в ваши шуты. Чего лучше, как не веселиться? Посмотрите на мать мою, какая она веселая. А отец мой умер за два часа.
       Офелия. Разве за два месяца.
       Гамлет. Так давно уже? Хорошо я сам ношу траур потому, что он мне очень идет. Скажите! Два месяца и еще не забыт! Стало быть, можно надеяться на полгода людской памяти, а там все равно, что человек, что овечка.
       
       Схоронили,
       Позабыли!
       
       Начинается представление. На сцене дряхлый король, сидя в креслах, разговаривает с своей женою. Его томит предчувствие о близкой смерти, и он с грустию воспоминает о тридцати годах блаженства, проведенного им в супружестве с нею. Королева отвечает ему желанием, чтобы их взаимное блаженство продолжилось еще на столько же лет. Король возражает предчувствием скорой смерти и желанием, чтобы вторичная любовь осчастливила спутницу его жизни. Надутыми, гиперболическими клятвами отрицает королева возможность вторичной любви для себя. Они расстаются; король засыпает в креслах.
       
       Гамлет (королеве). Как вы находите комедию, королева?
       Королева. Мне кажется, она слишком много надавала обещаний.
       Гамлет. О, да ведь она их сдержит!
       Король. Известно ли тебе содержание комедии? Нет ли тут чего-нибудь оскорбительного?
       Гамлет. Ничего, ничего! Тут немножко отравляют, так для шутки!
       Король. А название как?
       Гамлет. Мышеловка. Почему? спросите вы. Это риторическая фигура, метафора. Представляется убийство, которое было где-то в Италии. Старика зовут Гонзаго, а королеву Баптиста. Вы тотчас увидите... самое гадкое дело, да что нам до этого! У вас и у меня совесть чиста, и до нас дело не касается. Кричи тот, кого это щекочет.
       
       Между тем на сцену входит злодей с чашкою, наполненною ядом, который он и вливает в ухо спящему королю.
       
       Гамлет. Он отравляет его, когда тот спал в саду, чтобы завладеть его королевством. Его зовут Гонзаго. Это быль -- я сам читал ее по-италиянски. Вы тотчас увидите, как убийца успеет овладеть сердцем вдовы отравленного короля.
       
       Король встает с гневом. Общее смятение. Все выходят.
       
       Гамлет (вскакивая).
       
       Оленя ранили стрелой,
       Тот охает, другой смеется;
       Один хохочет -- плачь другой.
       И так на свете все ведется!
       За эти стихи, стоит только одеться в платье комедиянта, меня примут в лучшие актеры.
       Горацио. На половинное жалованье?
       Гамлет. Нет! на полное.
       
       Был у нас в чести немалой
       Лев, да час его пришел --
       Счастье львиное пропало,
       И теперь в чести... петух!
       
       Горацио. Последняя рифма не годится, принц.
       Гамлет. О добрый Горацио! теперь слова привидения я готов покупать на вес золота! Заметил ли ты!
       Горацио. Очень заметил, принц.
       Гамлет. Только что дошло до отравления...
       Горацио. Это было слишком явно!
       Гамлет. Ха, ха, ха! Эй! музыкантов сюда, флейщиков!
       
       Когда король комедий не полюбит,
       Так он -- да просто, он комедии не любит!
       
       Входит Гильденштерн и объявляет Гамлету, что королева, мать его, желает с ним говорить. Эта сцена превосходна, и мы не можем удержаться, чтобы не выписать из нее хоть отрывка.
       
       Гамлет. Мне кажется, будто вы слишком гоняетесь за мною?
       Гильденштерн. Поверьте, принц, что всему причиною любовь моя к вам и усердие к королю.
       Гамлет. Я что-то не совсем это понимаю. Сыграй мне что-нибудь (подает ему флейту).
       Гильденштерн. Не могу, принц!
       Гамлет. Сделай одолжение!
       Гильденштерн. Право, не могу, принц!
       Гамлет. Ради бога, сыграй!
       Гильденштерн. Да я совсем не умею играть на флейте.
       Гамлет. А это так же легко, как лгать. Возьми флейту так, губы приложи сюда, пальцы туда -- и заиграет.
       Гильденштерн. Я вовсе не учился.
       Гамлет. Теперь суди сам: за кого же ты меня принимаешь? Ты хочешь играть на душе моей, а вот не умеешь сыграть даже чего-нибудь на этой дудке. Разве я хуже, простее, нежели эта флейта? Считай меня чем тебе угодно: ты можешь мучить меня, но не играть мною.
       
       После представления король решил, что ему надо сбыть c рук Гамлета во что бы то ни стало. Мучения совести страшно раздирают его душу, и он высказывает их в одном из тех монологов, в которых поэзия и лиризм выражений и образов удивительно сливаются с самым высшим драматизмом и которые умел писать только один Шекспир -- один он, и больше никто. Опасаясь сделать статью нашу слишком большою, мы не выписываем этого превосходного монолога. В нем, после продолжительной борьбы, король не решается отказаться от выгод своего злодейства, то есть от короны и королевы, но решается молиться и становится на колена. В это время входит Гамлет, минута благоприятна: один удар шпагою -- и совершен подвиг и нет камня на душе... Он так и хочет сделать, но вдруг ему приходит в голову превосходная мысль.
       
       И с молитвой
       Погибнет он! Отмщенье ль это будет!
       Остановись, подумай! Твоего отца
       Зарезал он. Ты, сын, ты мститель смерти,
       В раскаяньи застал его, и смерть теперь
       Ему благодеянье, но не мщенье будет!
       Нет, не мщенье!..
       Он брата погубил в грехах,
       В беспечном усыпленьи чувства,
       И тяжек был погибшему расчет.
       Отмщу ли я, когда молитвой он
       Готов на путь далекий, невозвратный?
       Нет, нет!
       (Влагает кинжал в ножны.)
       В ножны, мститель. Твой удар ужасен будет,
       Когда его застану пьяным, спящим, гневным,
       И в нечестивом пиршестве греха,
       В игре, в божбе, в таком души порыве,
       Когда погибель за могилою верна.
       Тогда удар его повергнет вверх пятами,
       Чтоб с кровью черною душа его упала
       В ад, темный, как грехи его темны!
       Мать ждет меня -- живи, но без надежды,
       Чтоб жизнь твоя продлилась, -- ты мертвец!
       
       Остановите ваше внимание на этом монологе; он покажет вам, что если прекрасная душа не может и не умеет обманывать других, то может и умеет обманывать себя и свою нерешительность и слабость объяснять себе жаждою мести, которая должна быть ужаснее и удовлетворительнее, когда ей предстанет удобнейший случай. А между тем его слова не пустая фраза: напротив, они исполнены силы и поэзии, потому что он верит своей мысли, по крайней мере в эту минуту. Не забудьте к этому, что после представления недоверчивость к духу уже кончилась...
       Итак Гамлет, сказавши эти слова, уходит, вполне убежденный, что для того только отсрочил месть, чтоб сделать ее ужаснее, а совсем не по недостатку силы воли... Король, окончив свою молитву, встает с убеждением, что
       
       Слова на небо -- мысли на земле!
       Без мысли слово недоступно к богу!
       
       Вот уже и третье явление третьего действия; драма идет все кресчендо: сейчас только убедился Гамлет в ужасной истине насчет смерти своего отца, сейчас только колебался он между своею нерешительностью и порывом мщения; и вот ему предстоит решительный разговор с матерью. Полоний, давши королеве совет быть с Гамлетом строже, украдкой от нее прячется за занавеской; старый дуралей не предчувствует, что лезет в западню, которую сам себе устроил, на зло своему благоразумию и своей опытности. Входит Гамлет.
       
       Гамлет.
       
       Что вам угодно, мать моя? Скажите.
       
       Королева.
       
       Гамлет! ты оскорбил меня жестоко.
       
       Гамлет.
       
       Мать моя, отец мой вами оскорблен жестоко.
       
       Королева.
       
       Ты говоришь со мной, как сумасшедший.
       
       Гамлет.
       
       А вы со мной, как злая мать.
       
       Королева.
       
       Что говоришь ты, Гамлет?
       
       Гамлет.
       
       Что угодно вам?
       
       Королева.
       
       Ты позабыл, кто я?
       
       Гамлет.
       
       Нет! не забыл, клянусь!
       Вы королева, вы супруга дяди,
       И -- о, зачем мне должно досказать --
       Вы мать моя...
       
       Королева.
       
       Я говорить с тобой заставлю
       Других; они твое безумство укротят.
       
       Гамлет.
       
       Нет, нет! Сядь и ни с места
       Ты не сойдешь, пока тебе я не представлю
       Такого зеркала, где все души твоей изгибы
       Наруже будут!
       
       Королева.
       
       Что ты делаешь, мой сын!
       Ты хочешь умертвить меня... О, помогите,
       Помогите!
       
       Полоний (за ковром).
       
       Помогите!
       
       Гамлет.
       
       Что там? мышь!
       (Он ударяет шпагою в ковер.)
       Убит! Червонец об заклад -- убит!
       
       Полоний.
       
       Ох! умираю!
       (Падает.)
       
       Королева.
       
       Ах, что ты сделал, сын мой?
       
       Гамлет.
       
       Что? Не знаю! Король?
       (Подымает ковер и вытаскивает труп Полония.)
       
       Королева.
       
       О, какой кровавый, сумасшедший твой поступок!
       
       Гамлет.
       
       Кровавый? -- Чем же, маменька, он хуже
       Того -- убить супруга и с убийцей обвенчаться?
       
       Королева.
       
       Убить супруга!
       
       Гамлет.
       
       Да! я говорю тебе -- убить!
       А ты, глупец, дурак, болван! Прости меня --
       Я думал, что тут спрятался другой, умнее -- обвиняй
       Судьбу свою -- ты видишь, что услуга
       Другим не без опасности бывает...
       Зачем ломать так руки? Успокойтесь, сядьте --
       Я сердце ваше изломаю -- я расшевелю его.
       Когда оно еще не вовсе стало камнем
       И навыком на зло не обратилось в сталь,
       Когда ему доступно хоть одно
       Какое-нибудь чувство...
       
       Королева.
       
       Что я сделала такое,
       За что ты так жесток ко мне?