7 Ответ от Giperion

  • Giperion
  • Administrator
  • Неактивен

Re: Роджер Желязны - Ночь в тоскливом октябре

– Сюда, – показал Ползец, и я последовал за ним. Он провел меня к небольшому мавзолею под облетевшей ивой.
– Вот, – сказал он. – Первый склеп справа не заперт. Внутри стоит новый гроб.
– А Граф там?
– Вроде нет. Игл сказал, что сегодня он будет спать в другой могиле.
Тем не менее, я вошел и подергал лапой защелку гроба. Наконец я понял, как он открывается. Крышка откинулась. Гроб был совершенно пуст, если не считать горсточки грязи на дне.
– Выглядит весьма правдоподобно, – заметил я. – Отведи меня теперь в другое место.
Мы покинули кладбище и направились на восток. По пути я спросил:
– Игл не говорил, когда были устроены эти могилы?
– Несколько недель тому назад, – ответил он.
– Перед тем, как луна спала, или после?
– Перед. Он делал на этом особый упор.
– Следовательно, созданный мною образ снова рушится, – сказал я, – а казалось, все так идеально подходит друг к другу.
– Да, жаль.
– Ты уверен, что именно так он и сказал?
– Абсолютно.
– Проклятье? Над нашими головами ярко светило солнце, по небу неспешно ползли небольшие облачка – как всегда, они сходились в единую грозовую пелену над домом Дорогого Доктора, дальше к югу. Веял прохладный северный ветерок. Нас со всех сторон окружали яркие осенние краски; коричневые, красные, желтые, – земля была сыровата, хотя не чавкала под ногами. Я вбирал в себя ароматы леса и земли. Над далекой каминной трубой курился витиеватый дымок, я вспомнил о Древнейших богах и подумал, насколько же изменится этот мир, если им откроют врата. Мир и без вмешательства свыше может быть весьма красив, а может быть мерзок до отвращения; мы сами научились справляться с существующим порядком вещей, разработали свои категории добра и зла. К некоторым богам лучше обращаться душой, нежели искать их во плотя. Что же касается Древнейших, я не видел никакого смысла пытаться иметь дело с кем-то, кто уже преступил все возможные границы. Я предпочитаю рассматривать такие вещи абстрактно – платоновские реальности и все прочее, – а не обременять себя их физическим присутствием… Я вдохнул едкий дым пылающих поленьев, запахи свежей земли и гниющих яблок, сорванных порывом ветра и, возможно, покрытых сейчас налетом инея под сенью деревьев чьего-то садика. Увидел в выси перекликающийся косяк птиц, направляющийся на юг. Услышал, как глубоко под землей копается крот.
– А что, Растов каждый день так наливается? – поинтересовался я.
– Нет. – Это началось в канун новолуния.
– Линда Эндерби уже успела нанести вам визит?
– Да. Они долго говорили о поэзии и о каком-то Пушкине.
– Ты, случайно, не в курсе, она видела икону Альхазреда?
– Так ты знаешь, что она у нас? Нет, пьяный ли, трезвый, он никому ее не покажет, пока не наступит в том
нужда.
– Когда я высматривал тебя, то заметил, как он прижимал к груди что-то, очень похожее на икону. Она написана на куске дерева, примерно трех дюймов высотой и девяти длиной?
– Да, сегодня он действительно доставал ее из тайника. Когда на него находит депрессия, он говорит, что икона помогает ему взбодриться и «отправиться к берегам Хали, чтоб снова оценить деянья разрушенья», а затем в очередной раз обдумать возможное применение ее.
– Эти слова могут быть восприняты как девиз закрывающего, – сказал я.
– Иногда, Снафф, мне кажется, что ты закрывающий.
Наши глаза встретились, и я остановился. В какой-то момент все равно приходится идти на риск.
– А я и есть закрывающий, – сказал я.
– Черт возьми! Значит, мы не одни!
– Только давай потише, – успокоил его я. – И вообще, на время забудем об этом.
– Но ты хоть, по крайней мере, скажи, может, тебе еще кто-нибудь известен?
– Не известен, – ответил я.
Я затрусил дальше. Сделан первый шажок, одержана первая победа. Мы миновали нескольких коров – головы опущены, что-то шумно пережевывается. Со стороны дома Дорогого Доктора до нас донесся приглушенный раскат грома. Поглядев налево, я различил на горизонте холм, который именую Собачьим Гнездовищем.
– Эта могила дальше к югу, чем предыдущая? – уточнил я, когда мы свернули на тропку, ведущую в том направлении.
– Да, – кивнул он.
Я попытался представить себе образ, который в результате всех этих новых поселений простерся еще в двух направлениях. Порой это очень раздражало – ищешь, ищешь, а потом оказывается, что все твои расчеты никуда не годятся. Такое впечатление, будто какая-то дьявольская сила забавляется со мной. Сложней всего было отказываться от тех вариантов, которые, казалось, подходили ну по всем параметрам.
Наконец мы очутились на клочке земля, который в далеком прошлом, очевидно, принадлежал какой-то родовитой семье. Только семьи этой уже давным-давно не было на свете. На вершине ближайшего холма маячили развалины старого особняка. От него остался один фундамент, не больше. Но в то же самое время я заметил, что место успокоения членов семьи кем-то снова обжито. Ползец провел меня на поросшее травой кладбище – вся ограда его обвалилась, за исключением восточной решетки, которая, хоть и скособочилась, но все-таки держалась.
Сквозь заросли высокой травы мы прошли к огромной каменной плите. По сторонам ее виднелись следы недавних раскопок, сам же камень был поднят и сдвинут немного в сторону, оставляя, таким образом, довольно широкую щель, сквозь которую мог бы пролезть даже я.
Я сунул внутрь нос и принюхался. Пыль.
– Если хочешь, я могу сползать вниз, – предложил Ползец.
– Давай спустимся вместе, – ответил я. – После такой прогулки мне и самому захотелось взглянуть на это.
Я пролез внутрь склепа и сделал несколько неуверенных шажков. На пути мне попалась лужа, я переступил через нее. Впрочем, луж вокруг оказалось немало, и не мог же я обходить их все. Свет сюда почти не проникал, однако, немного попривыкнув к темноте, я наконец различил стоящий на возвышении гроб. Крышка его была откинута в сторону. Еще один гроб был отодвинут к стене, чтобы освободить место.
Я приблизился к нему и снова принюхался, хотячто там можно учуять и сам толком не знал. В ту ночь когда мы впервые повстречались, от Графа вообще ничем не пахло – мое обоняние было введено в полное заблуждение. Но стоило приблизиться и присмотреться повнимательнее, как сразу пришла в голову мысль: с чего бы ему оставлять крышку откинутой? Сей факт абсолютно не соответствовал тому типу, что представлял собой Граф.
Поднявшись на задние лапы, я оперся на край гроба и заглянул внутрь.
Ползец, извивающийся поблизости, нетерпеливо спросил:
– Ну, что там?
Только тогда я осознал, что непроизвольно рыкнул.
– Игра становится все более и более серъезной, – ответил я.
Он забрался на бортик, оттуда перебрался на гроб, где и замер, напоминая причудливый головной убор какого-нибудь фараона.
– Вот это да! – промолвил он наконец.
Внутри гроба, на длинном черном плаще, лежал скелет. Он все еще был облачен в темные одеяния, которые, однако, теперь пришли в некоторый беспорядок. Меж ребрами, слегка под углом, был вбит огромный осиновый кол, чуть ли не насквозь пронзивший дно гроба и сместивший позвоночник немного влево. Все покрывал толстый слой пыли.
– Такое впечатление, что новая квартирка Графа оказалась не таким уж большим секретом, как он рассчитывал, – сказал я.
– Интересно, кем он был – открывающим или закрывающим? – задумчиво прошипел Ползец.
– По-моему, открывающим, – ответил я. – Хотя этого мы уже никогда не узнаем.
– Как ты думаешь, кто прибил его этим колом?
– Без понятия. – Я опустился на все четыре лапы и, отойдя от гроба, облазилил сначала все уголки, а затем каждую щель. – Ты нигде не видишь Игла?
Нет. Думаешь, они и до него добрались?
– Очень может быть. Хотя, если он объявится ему придется ответить на несколько вопросов.
Я вскарабкался вверх по ступенькам и окунулся в дневной свет.
– Что же теперь делать? – спросил Ползец.
– Не знаю, как тебя, а меня ожидают кое-какие заботы по дому.
– Так что, будем вести себя так, будто ничего не случилось, ждать, пока это не произойдет снова?
– Нет. Теперь мы будем осторожнее.
И мы поползли и потрусили назад, к знакомым местам.

Джека дома не оказалось, поэтому я быстренько проверил, как там Твари, и отправился на поиски Серой Дымки, чтобы ввести ее в курс последних событий. Я был безмерно удивлен, когда обнаружил Джека мирно беседующим с Сумасшедшей Джилл на заднем крыльце ее дома. В руке он держал чашку с сахаром, который, видимо, только что одолжил у нее. Завидев меня, хозяин закончил разговор и пошел прочь. Серая Дымка отсутствовала. По пути домой Джек сообщил, что, вполне возможно, скоро мы отправимся в город, чтобы на этот раз приобрести себе кое-какие предметы мирского толка.
Спустя некоторое время, когда я вновь объявился на улице, оглядываясь по сторонам в поисках Серой Дымки, мимо прогрохотала карета Великого Сыщика, в которой сидел он сам, но все в том же обличье Линды Эндерби. Наши взгляды встретились. В течение нескольких долгих секунд мы внимательно рассматривали друг друга. Потом карета исчезла за поворотом.
Я вернулся в дом и хорошенько вздремнул.
Проснулся я перед самым закатом и снова обошел нашу обитель. Твари-в-Зеркале все еще переплетались в своем клубке, тихонько пульсируя. Трещинка, вроде бы, слегка увеличилась, хотя, может быть, это выделывало шутки мое воображение. Однако я отметил про себя, что надо будет обратить на нее внимание Джека.

Поев, попив и обойдя дом снаружи, я в очередной отправился за Серой Дымкой. Она, погрузившись в свои кошачьи грезы, мирно дремала у себя на крылечке.
– Привет. Давно ищу тебя, – сказал я. – Уже соскучился.
Она зевнула и потянулась, потом принялась вылизывать грудку.
– Я отлучалась, ходила осматривать церковь и жилье викария.
– Удалось проникнуть внутрь?
– Нет. Хотя заглянула в каждую щелку, в какую только смогла.
– Узнала что-нибудь интересное?
– У викария в кабинете на столе стоит череп.
– Memento mori1, – заметил я. – Церковники почти все повернуты на такого рода вещичках. А может, череп достался ему по наследству, от предшественника.
– Он покоится в чаше.
– В какой чаше?
– В той самой. В древней пятиугольной чаше, о которой тогда говорили.
– О! – Значит, я был неправ, полагая, будто этот атрибут находится у Дорогого Доктора. – Это меняет дело. – И хитро добавил: – Вот если бы та еще сказала мне, где находятся две волшебные палочки…
Она как-то странно посмотрела на меня и стала прихорашиваться дальше.
– Мне даже довелось по стенкам полазить, – сообщила она.
– А зачем?
– Услышала, как наверху кто-то плачет. Поэтому влезла на стену и заглянула в окно, из которого, как мне показалось, доносился плач. Я увидела маленькую девочку на кроватке. Она была одета в голубое платьице, а с нога свисала длинная цепь, другой конец которой был прикован к раме кровати.
– Кто она такая?
– Ну, в общем, потом я повстречалась с Текилой, – продолжала Дымка. – Не думаю, что она пришла в восторг от встречи с кошкой. Но все-таки мне удалось убедить ее поделиться со мной тем, что девочку зовут Линетт и она дочка последней жены викария Жанетт от предыдущего брака.
– А почему она прикована цепью?
– По словам Текилы, это впредь послужит ей уроком, чтобы не убегала из дому.
– Очень подозрительно. Сколько ей лет?
– Тринадцать.
– Да. Все сходится. Готовятся к жертвоприношению.
– Именно.
– А что ты дала ей в обмен на эту информацию?
– Я рассказала ей о нашей вчерашней встрече со здоровяком и о том, что, скорее всего, цыгане имеют какое-то отношение к Графу.
– Давай-ка лучше я расскажу тебе кое-что новенькое о Графе, – перебил я и во всех подробностях описал наши с Ползецом приключения.
– Неважно, на чьей он там был стороне, но не могу сказать, чтобы я очень уж горевала о том, что он выбыл из Игры, – подвела итог Дымка. – Жутковатый тип.
– Ты встречалась с ним?
– Я увидела его как-то ночью, когда он вылезал из своего склепа, и спряталась на ветке дерева – посмотреть, что будет дальше. Он словно вытек из склепа, даже не шевельнувшись. Просто, струясь, оказался снаружи. Так Ползец умеет. Затем он недвижно постоял чуть – плащ развевался и хлопал на ветру, а он лишь поворачивал голову, оглядывая весь мир так, будто он безраздельно правит им и сейчас решает, в какую его часть отправиться поискать забав. А затем громко расхохотался. Никогда не забуду этого смеха. Он запрокинул голову назад и залаял – не так, как обычно лаешь ты, а так, словно ты вот-вот должен сожрать что-то, что вовсе не жаждет оказаться у тебя в желудке, и это радует тебя, прибавляет пикантности грядущей трапезе. Потом он двинулся вперед, и мне показалось, будто у меня что-то случилось с глазами. Он одновременно принимал самые разные обличья, то и дело меняя форму, находясь в одно и то же время в разных местах, и лишь плащ все хлопал на ветру – и вдруг он исчез, а в лунном свете вдаль уплывал черный лоскут. Не хотелось бы мне вновь пережить такое.
– Нет, подобного представления повидать мне так и не довелось, – сказал я. – Но как-то раз я столкнулся с ним нос к носу, и, должен сказать, на меня это тоже произвело большое впечатление. – Я немножко помолчал. – А Текила, кроме той истории о Линетт, больше ничего тебе не рассказывала?
– Такое впечатление, словно все до единого одержимы идеей, будто центром станет тот старый особняк, – пожала плечами она. – Викарий как-то сказал Текиле, что в старые времена этот дом прилегал к огромной церкви, к югу отсюда, – к той, которую стер с лица земли последний Генрих, доказывая остальным, что вовсе не шутит.
– Таким образом, дом этот становится прекраснейшим кандидатом на центр. Если бы только не дурной вкус Графа, который свел все расчеты на нет!
– Ты уже рассчитал новый вариант?
– Нет. Но скоро сделаю.
– Дашь мне знать?
– Когда закончу, возьму тебя с собой, – пообещал я.
– И когда это будет?
– Скорее всего, завтра. А сейчас я собираюсь пойти немножко понаблюдать за цыганами.
– Но зачем?
– Порой они очень колоритны. Хочешь, пойдем вместе.
– Хочу.
Мы вышли на дорогу и направились в сторону цыганского табора. Ночь опять выдалась очень ясной, небо усеивали мириады звезд. На подходе к дому Ларри до нашего слуха донеслись приглушенные звуки музыки. Далеко в поле пылали огни костров. По мере приближения я различил звуки скрипки, гитары, бубна и барабана. Мы подтянулись поближе, укрывшись под одной из множества повозок, откуда могли спокойно следить за происходящим. Я почуял запах собак, но, поскольку мы находились с подветренной стороны, никто нас не побеспокоил.
Сначала несколько цыганок просто танцевали, а потом откуда-то из толпы внезапно выступил певец, громко что-то завопивший. Музыка действовала на нервы, движения танцоров были традиционно предсказуемы: они смахивали на поступь длинноногих птиц, которых мне случалось встречать в более теплых странах. Вокруг горело множество костров, от некоторых доносились запахи готовящейся пищи. Зрелище портили мечущиеся тени, но завывания певца мне понравились, особенно когда дело дошло до полаиваний и повизгиваний – в этом деле я знаток. Некоторое время мы, не шевелясь, наблюдали за развитием действа, зачарованные в равной степени как яркими красками одеяний танцоров и подыгрывающих им людей, так и их движениями и звуками, которые они издавали.
Они сыграли несколько мелодий, после чего скрипач обратился к толпе зрителей, протягивая свои инструменты и делая приглашающие жесты. Я услышал чей-то протестующий голос, но скрипач настаивал, и наконец в круг света выступила какая-то женщина. Прошло несколько мгновений, прежде чем я понял, что это Линда Эндерби собственной персоной. Очевидно, Великий Сыщик еще не отказался от идеи светских визитов. Позади него, в тени, я различил коренастую, крепко сбитую фигуру его помощника.
Немного попротестовав, он все-таки принял скрипку и смычок, коснулся струн, а затем привычным жестом вскинул инструмент к подбородку – так, словно был хорошо с ним знаком. Он поднял смычок, застыл – и заиграл.
Он был безусловно хорош. Это была не цыганская музыка, но одна из древних мелодий, которую я где-то уже слышал. Завершив ее, он, не останавливаясь, обратился к другой теме, в которую включил несколько вариаций. Он играл, играл, музыка становилась все быстрее, стремительнее…
И вдруг он резко оборвал игру и шагнул в сторону, словно просыпаясь от долгого сна. Потом поклонился и вернул инструмент владельцу, в движениях его в этот момент явственно проскользнуло мужское начало. Я подумал о постоянной работе ума, о мастерском дедуктивном построении, которое привело его сюда, а затем эта секундная утрата вечного контроля над собой – и вот он снова возвращается к прежнему себе, улыбается, накидывает обличье женщины… Во всем этом я разглядел проявление некой чудовищной силы воли, и вдруг он стал для меня кем-то большим – не просто загадочным человеком, овладевшим искусством личин. Внезапно я осознал, что он еще многому должен научиться, как учимся различным аспектам мы, чтобы суметь охватить размах затеянного нами; я понял, что к концу он будет дышать нам в затылок и что он сам в чем-то игрок, скорее даже некая сила, участвующая в Игре. И я проникся к нему таким почтением, какое испытывал лишь к некоторым из тех, кого когда-либо знавал. Когда мы возвращались назад, Серая Дымка сказала:
– Как было здорово отвлечься на время ото всей этой суеты!
– Да, – кивнул я, – было действительно здорово. И устремил взор к небу, где наливалась луна.

8 Ответ от Giperion

  • Giperion
  • Administrator
  • Неактивен

Re: Роджер Желязны - Ночь в тоскливом октябре

22 ОКТЯБРЯ
– Чихуахуа? – предложила Тварь-в-Круге. – Так, для смеха?
– Не-а, – ответил я. – Языковой барьер.
– Да ладно тебе! – сказала она. Я и так достаточно набралась сил, еще чуть-чуть – и сама смогу выбраться отсюда. Вот тогда тебе не поздоровится.
– Чуть-чуть – не считается, – возразил я.
Она зарычала. Я зарычал в ответ. Она стушевалась. Я все еще был у руля.
Тварь-в-Паровом-Котле также вела себя достаточно буйно, то и дело поглядывая на меня сквозь свою щелку. А на дверцы стоящего на чердаке гардероба нам пришлось поставить засов, так как сидящая в нем Тварь умудрилась сломать защелку. Но я тут же загнал ее обратно. Там я тоже пока пользовался уважением.
Затем я вышел наружу и обошел дом в поисках возможных источников беспокойств. Не найдя ничего подозрительного, я направился в гости к Ларри, намереваясь посвятить его во все происшедшее за последние дни и разузнать, нет ли у него каких новостей. Но, свернув на дорогу, ведущую к его дому, резко затормозил. Перед крыльцом стояла карета миссис Эндерби, а возле нее бродил слуга. Не слишком ли далеко это зашло? Что такого необычного нашел там Великий Сыщик, если решил нанести в этот дом еще один визит? Но сейчас я ничего не мог поделать.
И потому развернулся и потрусил назад. Во дворе меня ждала Серая Дымка.
– Снафф, – спросила она, – ты уже сделал расчеты?
– Только в уме. Я подумал, что лучше проверить все со своего наблюдательного пункта.
– С какого-такого пункта?
– С Собачьего Гнездовища, – объяснил я. – Если тебе интересно, то пойдем.
Она побежала рядом со мной. Воздух пах сыростью, небо было затянуто серыми облаками. С северо-востока дул пронизывающий ветер.
Мы миновали жилище Оуэна, и Трескун, сидевший на ветке, затрещал вслед:
– Странная парочка! Странная парочка! Открывающий и закрывающий! Открывающий и закрывающий!
Мы не ответили. Пускай себе предсказатели резвятся.
– Какое-то странное на вас наложено проклятье, – наконец заметила Серая Дымка.
– Небольшая поправка. Мы – хранители проклятья. И даже не одного. Когда живешь на свете достаточно долго, эти штуки имеют привычку собираться вокруг тебя. А откуда ты узнала об этом?
– Джек рассказывал моей хозяйке.
– Очень странно. Обычно мы предпочитаем о таких вещах не распространяться.
– Значит, была причина.
– Верно.
– Так ты не однажды присутствовал при этом? Скажи, сколько раз ты уже участвовал в Игре?
– Мне хватило.
– Как ты думаешь, может, он пытался убедить ее… ну, перейти на другую сторону?
– Да.
– Интересно, удастся ему это?
Мы пробежали мимо дома Растова, но задерживаться не стали. На дороге мы повстречали Мак-Каба, бредущего куда-то с палкой в руке. Он было замахнулся на нас, но я оскалил клыки. Он сразу опустил трость и пробормотал нам вслед проклятье. Я уже привык ко всяким проклятьям, и никто не может точно определить, когда я улыбаюсь, а когда нет.
Мы все дальше углублялись в поля, пока, наконец, не очутились у моего холма. Тогда мы забрались на его вершину, войдя в круг из поваленных и торчавших в разные стороны каменных глыб. На юге, прямо над домом Дорогого Доктора, из темных туч били молнии.
На этой высоте ветер усилился, а к тому времени, как я обошел весь крут, закапал мелкий дождик. Серая Дымка скорчилась с подветренной стороны одной из глыб, наблюдая, как я сверяюсь со своими пометками.
Начал я с кладбища на юго-западе и от него провел линии ко всем остальным точкам, где находились дома игроков. Затем, обратившись к тому месту, где теперь лежали останки Графа, проделал все заново. Я тщательно запомнил получившийся узор. Теперь центр переместился от старого поместья вниз, на юг, минуя нас, и расположился немного впереди и чуть слева. Я встал как вкопанный, начисто позабыв про дождь, и снова проверил расчеты, линию за линией. Вот центр ползет, ползет, смещаясь вниз.
И опять прежний результат. Но там же абсолютно ничего нет, никаких отличительных знаков! Просто склон холма, несколько деревьев да валунов. И никаких строении, никаких объектов поблизости.
– Что-то не то, – пробормотал я.
– В чем дело? – спросила Серая Дымка.
– Не знаю. Происходит что-то очень странное. Все прошлые варианты хоть какой-то интерес представляли, вписывались в общую схему. А здесь обыкновенная пустышка. Просто кусок поля к югу отсюда и немного на запад.
– Но в то же время все предыдущие варианты оказались неверными, – сказала она, подойдя ко мне, – какими бы интересными они ни казались. – Она запрыгнула на ближайший камень. – Где это?
– Вон там, – кивком указал я. – Справа от той купы из пяти-шести деревьев, на склоне холма.
Дымка внимательно рассмотрела указанное место.
– Ты прав, – согласилась она. – Вид не очень-то многообещающий. Ты уверен, что все правильно сосчитал?
– Два раза проверил, – обиделся я.
Дождь внезапно хлынул как из ведра, и она снова вернулась в свое убежище под камнем. Я присоединился к ней.
– Думаю, надо пробежаться туда, – сказала она немного погодя. – Разумеется, после того, как дождь немного поутахнет.
Она начала вылизывать себя. Но вдруг подняла голову.
– Мне только что пришло на ум, – сказала она. – Скелет Графа. У него на пальце был перстень?
– Нет, – ответил я. – Кто бы там его ни пришпилил, он же, без сомнения, и перстень забрал.
– Так, значит, теперь этот кто-то располагает уже двумя атрибутами.
– Значит, так.
– Что делает его сильнее.
– Только в некотором смысле – усиливает его отвагу. Но одновременно с тем и делает его куда более уязвимым.
– Ну, отвага – это уже кое-что.
– Пожалуй.
– Игра всегда на определенном этапе становится такой запутанной? Что, мысли игроков, их идеи, атрибуты постоянно так мешаются друг с другом?
– Постоянно. Особенно перед самым завершением, когда события одно другое не успевают сменять. Своим пребыванием здесь и некоторыми определенными поступками мы создаем вокруг всех нас что-то наподобие вихря. Твое собственное замешательство в один прекрасный момент может погубить тебя. И наоборот, ошибка твоего соперника может спасти тебе жизнь.
– Ты утверждаешь, что с каждым днем положение дел все больше и больше запутывается, но ведь должно же когда-то все встать на свои места?
– Да, более или менее. Но только к самому завершению.
Неподалеку от нас ударила молния, раздался приглушенный удар грома. Гроза, созданная Дорогим Доктором, начала распространяться на окрестности. Ветер вдруг переменился, и нас с головы до ног окатило дождем.
Мы сразу кинулись прочь, под прикрытие камня покрупнее. И вот пока я сидел там, одолеваемый печальными думами, которые обычно лезут в голову, когда насквозь промокнешь, мой взгляд внезапно остановился на боковинке плиты. Под струйками дождя царапинки и шероховатости на ней начали складываться в единое целое.
– Что ж, надеюсь, эта шайка оценит то, что нам довелось пережить, – промолвила Серая Дымка. – Всякие там Ньярлатхотепы, Ктулху и прочие ребята с абсолютно непроизносимыми именами. Мне даже захотелось сейчас очутиться где-нибудь подальше отсюда, половить мышек для какой-нибудь фермерской женушки…
Точно, начали проявляться буквы какого-то неизвестного мне алфавита, давным-давно выбитые на камне, успевшие почти начисто стереться, но вдруг возникшие вновь, когда струящаяся вода оттенила серый цвет плиты. Они проступали буквально на глазах.
И тут я отшатнулся, ибо они засветились призрачным красноватым отблеском. И все разгорались и разгорались.
– Снафф, – окликнула меня Дымка, – что ты делаешь там, под дождем? – Она перевела взгляд на плиту, на которую уставился я, и добавила: – Ого! Думаешь, они услышали меня?
Теперь они уже пылали, эти буквы, а потом начали сменять друг друга, как бы читаясь сами собой. Исходящий из камня свет образовал вокруг них четырехугольник. – Да я ж пошутила, – тихо пробормотала Дымка. Внутренности прямоугольника приняли молочный оттенок. Половина меня хотела развернуться и бежать отсюда со всех ног, но другую половину полностью поглотило вершащееся передо мной. К сожалению, возобладала та, другая половина. Дымка превратилась в серое изваяние, она тоже не в силах была отвести глаз.
Потом молочно-белый свет постепенно замутился, и я думаю, это можно назвать предчувствием, ибо вдруг моя первая половина вновь обрела власть над телом. Я метнулся вперед, схватил Серую Дымку зубами за шкирку и отпрыгнул вправо. Только я убрался, как из прямоугольника вылетел пучок света, опаливший как раз тот клочок почвы, где секунду назад стояли мы. Пребывая в некотором шоке от увиденного, я даже споткнулся и упал, шерсть моя встала дыбом. Серая Дымка заурчала, а в воздухе запахло озоном
– Кажется, они чересчур обидчивы, – заметил я, поднимаясь на ноги и снова падая.
И тут я почувствовал, как вокруг нас взвился ветер, усилившийся по меньшей мере раз в десять. Я вновь попытался встать на ноги и опять кубарем покатился по земле. Я оглянулся на камень и увидел, что к прямоугольнику вернулась былая прозрачность – значит, следующий удар молнии на время откладывается. Теперь над камнем возникли светящиеся контуры серебряного ключа. Я подполз поближе к Серой Дымке. Ветер неистово метался вокруг нас. Откуда-то раздался монотонный напев:
– Иэ! Шаб-Ниггурат! Черный Козел из Древа с Тысячью Дев!
– Что происходит? – взвыла Дымка.
– Кто-то открыл врата – показать, что твое замечание пришлось несколько не по вкусу, – предположил я. – Вот это сейчас и происходит, и дверь еще не закрылась. Так мне кажется.
Она припала ко мне – спина выгнулась дугой, уши прижались, шерсть встала дыбом. Ветер, опять усилившийся, толкал нас к камню; противостоять ему мы уже были не в силах. Таща за собой Дымку, я начал скользить по земле в сторону врат.
– Кажется, они не успеют закрыться! – прокричала она, – Нас затягивает внутрь.
И тогда она повернулась и что было сил вцепилась всеми четырьмя лапами мне в грудь. А когти у нее были
острые.
– Мы ни в коем случае не должны разделяться!
– Согласен! – прохрипел я, все быстрее и быстрее съезжая к дыре.
Пока мы катились, мне удалось мало-помалу подобрать под себя ноги. Уж лучше войти туда самому, и с честью, – кроме того, это вообще может продлить жизнь, – нежели влететь, беспомощно кувыркаясь в воздухе.
Чем ближе нас подтаскивало к плите, тем меньше казалась она прежней каменной стеной, ибо внутри нее открывались хмурые глубины без определенных очертаний. Изображение ключа померкло. Что нас ждало впереди, я не имел ни малейшего понятия, но по поводу того, что нас все равно туда утащит, не было никаких сомнений. В таком случае немножко достоинства не повредит.
Резко распрямив ноги, я прыгнул вперед. В брешь между мирами. В туман.
В тишь. Сразу, едва мы прошли сквозь врата, звуки ветра и колотящегося о камни дождя исчезли. Однако ни о какую твердую поверхность мы не ударились, то есть не приземлились вообще. Мы висели посреди жемчужно-серой дымки, а если и падали, то ощущения падения не было. Мои ноги все еще были напряжены – вытянуты так, словно я прыгал через изгородь. Вокруг нас закручивались туманные водовороты, резвились призрачные облачка, я не понимал, куда мы движемся. Каждый раз, стоило повернуть голову в какую-либо сторону, сразу возникало чувство, будто именно туда мы и плывем.
Я обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как прямоугольник позади потускнел, трава и камни, виднеющиеся сквозь него, побледнели и исчезли. Пространство рядом с тем местом, где он раньше находился, было усеяно висящими в воздухе капельками дождя, прямо напротив нас замерло несколько пожухлых листочков и пара травинок. Или мы все вместе падали вниз, или поднимались, это зависело от…
Серая Дымка тихонько заурчала и огляделась по сторонам. Я почувствовал, как она облегченно вздохнула.
– Главное, чтобы мы здесь не потеряли друг друга, – сказала она.
– Тебе известно, где мы находимся?
– Да. Я-то уверена, что приземлюсь на все четыре лапы, но вот не знаю, как ты. Давай-ка я переберусь тебе на спину. Так нам обоим будет удобнее.
Она полезла вверх по моей груди, зацепилась за шею и переправилась на плечи. Устроившись там, она в конце концов втянула коготки.
– Где мы очутились? – вновь повторил я.
– Теперь я поняла: какая-то сила пыталась помочь мне, когда нас затягивало вовнутрь, – ответила она. – Ничего общего с ударом молнии это не имеет. Но путь был свободен, и Он ухватился за эту возможность, чтобы спасти нас. А может, за этим кроется нечто большее, чем кажется.
– Боюсь, что не понимаю тебя.
– Сейчас мы находимся между нашим миром и миром Грез, – пояснила она.
– Ты бывала здесь раньше?
– Да, правда, не в этих местах.
– Такое впечатление, будто мы можем плыть так целую вечность.
– Не сомневаюсь.
– А как нам тогда пробраться дальше или вернуться назад?
– Мои воспоминания по этой части очень отрывочны. Если нам приходится не по нраву то, где мы оказываемся, мы просто отступаем и пробуем снова. Сейчас попробую. Если начнет твориться что-то слишком уж необычное, окликни меня.
Произнеся это, она замолкла, и пока я ожидал, что же будет дальше, успел вновь прокрутить в памяти всю цепь событий, которые привели нас в этот мир. Внезапно мне показалось очень странным, что ее пренебрежительное замечание о Древнейших было не просто услышано – что бы там ни обиделось на нее, оно располагало достаточной властью, дабы как-то ответить. Все верно, наступило время, когда сила прибывает с каждым днем, но меня заинтриговала подобная расточительность: ведь такую мощь можно было бы использовать с куда большей выгодой, если только это не очередное проявление так называемой божественной непостижимости, которой, на мой взгляд, больше подходит определение «ребячество». И вдруг в голове мелькнула смутная догадка, весьма вероятное объяснение случившемуся, однако мне пришлось отложить его рассмотрение на потом, ибо окружающий мир начал изменяться.
Откуда-то сверху пролился свет – всего единственный маленький лучик, но меня поразила темнота, вдруг простершаяся подо мной. Я ничего не сказал Серой Дымке, решив не отвлекать ее, если только не произойдет что-то совсем из ряда вон выходящее, пока она сама не заговорит. Но я внимательно изучил этот свет. Было в нем что-то очень знакомое – может, именно с него начинаются наши сны, и под него мы пробуждаемся.
Затем я понял, что это просто очертания – как на карте – какого-то континента или очень большого острова, или двух, а то и более. Ландшафт простерся прямо у меня над головой, далеко-далеко. Таким образом, у меня несколько поменялся взгляд на мир, и я решил хоть как-нибудь сориентироваться в пространстве относительно него. Я задвигал лапами и изогнулся, попытавшись развернуться так, чтобы смотреть на мир сверху вниз, а не наоборот.
Это не составило никакого труда, и я тут же перевернулся. Вид расчистился, земля приблизилась. По мере приближения сквозь голубые прозрачные вихри облачков, нависших над неровностями почвы, побережьями, начали проявляться топографические особенности местности. Меж двумя значительных размеров лоскутами земли проступила пара огромных островов, увенчанных острыми пиками, – ближе к западу, если считать, что север сверху. В принципе, ничем это не доказывалось, но, если уж на то пошло, ничем и не отрицалось.
Серая Дымка забормотала безжизненным, тихим голоском:
– …К западу от Южного моря возвышаются Базальтовые столбы, а прямо за ними раскинулся город Катурия. На восток побережье покрыто зеленью, среди которой ютятся рыбацкие деревушки. На юге, за черными башнями Дилат-Лина, простирается земля белесых грибов, где строения все коричневого цвета и лишены окон; в водах тех
мест в спокойные дни можно увидеть аллею хромых сфинксов, ведущую к огромному куполу ушедшего в глубь озера храма. А если взглянуть снова на север, то покажутся упокойные сады Зуры, града недостигнутых удовольствий, храмовые террасы Зака, два мыса, вытесанные из хрусталя и образующие залив Соны-Нил, шпили Талариона…
Пока она это говорила, мы подплывали все ближе, и мой взгляд скользил по морскому побережью, то и дело останавливаясь, ибо описываемые ею места странным образом увеличивались, становясь видными на большом расстоянии. Я очутился будто бы во сне и, надо признаться, был буквально ошеломлен этим необычным феноменом; лишь какая-то частица меня принимала все увиденное как нечто должное, давно забытое, а не только что познанное.
– …Дилат-Лин, – как бы про себя вспоминала она, – куда стекаются алчноокие торговцы в странных тюрбанах в поисках рабов и наживы, прибывая на черных галерах, смрад которых способно затмить лишь благоухание дерева таг. И расплачиваются они рубинами, и отплывают на мощных ударах весел невидимых гребцов. Обратим взоры на юго-запад, к Трану, окруженному катящимися алебастровыми стенами, – возносящиеся к небу замки его сияют белизной и златом, там, у реки Шай, а пристани сплошь из мрамора…
А вот, на брегах Церенейского Моря, лежит гранитостенный город Хланит. Его пристани – из дуба, а крыши домов остроконечны…
Пред нами благоухающие джунгли Кледа, – продолжала она. – Там затерянные дворцы из слоновой кости – прежняя обитель монархов из забытого королевства – спят бестревожным сном.
…А вверх по течению реки Укранос, впадающей в Церенейское Море, поднимаются яшмовые террасы Кирана, куда раз в год, в золотом паланкине, прибывает король Илек-Вада, чтоб вознести молитву речным божествам в семибашенном храме, сладко поющим, когда на храм падает лунный свет.
Мы медленно приближались, теперь уже проплывая над огромными землями – коричневыми, желтыми, зелеными…
– …Бахарна, в одиннадцати днях пути по морю от Дилат-Лина, есть наиважнейший портовый город, занявший остров Ориаб, врата в залив охраняемы великими маяками Тоном и Талом, молы все из порфира. А вот канал к озеру Йат – все, что осталось от рухнувшего города. И несет он воды свои по туннелю, запертому гранитными вратами. Люди, живущие на холмах, ездят на зебрах. К западу, средь пиков Трока, раскинулась долина Пнот. Там мерзкие дхоли, переродившиеся из гулей1 за многие века беспрерывного пиршества, копошатся среди гор останков… Тот пик на юге есть Нгранек, всего за два дня можно доскакать до него от Бахарны на зебре, если найдется смельчак, не боящийся ночных мрачнецов. Тот же, кто осмелится взойти на склоны Нгранека, в конце концов очутится у огромного, вырезанного в скале лика с большими мочками и заостренными носом и подбородком. И нет счастья в очах его.
…И снова назад, в северные земли. Прекрасный Ултар расположился неподалеку от реки Шай, за огромным каменным мостом, в котором, когда строительство завершилось, целых тринадцать столетий назад, замуровали живьем человека. Это город, аккуратных домишек и булыжных мостовых, где бродят коты и кошки, и несть им числа, ибо благословенные правители давным-давно издали закон в нашу защиту. Добрая, милая деревенька, где усталый путник может найти свой последний приют и взращивать и любить кошек, множа их число, как и быть должно.
…А вот приземистые купола Урга, промежуточного пункта на пути к Инкваноку, столь часто посещаемому искателями оникса…
…Сам же Инкванок – ужаснейшее место вблизи пустыни Ленг. Дома его подобны дворцам с остроконечными куполами, минаретами и пирамидами, златоиспещренные их стены, черные от летописной вязи, разбрасывают во все стороны буйные пляшушие блики. Улицы вымощены ониксом, иногда звонит колокол громадный, вторят ему рожки, виолы и чарующие голоса. Высоко-высоко, на срединном холме, возведен во славу Древнейших огромный храм, окруженный семивратным садом с колоннами, фонтанами и прудами, в которых светящиеся рыбы гоняются друг за другом и где мерцают и резвятся отражения треног, что установлены на балконе храма. На самой верхушке плоского купола храма высится поднебесная башня, и когда в ней начинает звонить колокол, то жрецы в рясах с лицами, сокрытыми масками, проносят в ложи подземные дымящиеся кубки. На ближайшем холме вздымается дворец Сокрытого Правителя. Он проезжает сквозь бронзовые врата во влекомой яками колеснице. Стерегись прародителя шантакских птиц, обитающего под куполом храма того: задержи чуть свой взгляд – и он одолеет тебя кошмарами ночными. Избегай честного Инкванока. Ни одна кошка не может селиться в нем, ибо тени его несут яд нашему роду.
…А вот Саркоманд, сразу под плато Ленг. По покрытым солью ступеням путь лежит к его базальтовым стенам я докам, храмам и площадям, мимо бесконечных колонн улиц, к месту, где врата с летучими сфинксами открываются на центральную площадь и два окаменевших крылатых льва охраняют вершину лестницы, ведущей в Великую Бездну.
Мы спустились еще ниже, и я уже мог расслышал, звуки ветра, завывавшего меж мирами, а она все продолжала читать свой молебен географии Мира Грез:
– …По пути в Кадаф мы должны пересечь ужасную пустыню Ленг, где в огромном монастыре без окон, окруженном монолитами, обитает Верховный жрец Мира Грез, чье лицо спрятано под желтой шелковой маской. Это здание древнее самой истории, и стены его расписаны фресками, повествующими о судьбе Ленга: там изображены танцы нечеловеческих существ средь давно сгинувших городов, война с пурпурными пауками, приземление черных галер, пришедших с луны…
… И вот мы входим в сам Кадаф – чудовищных размеров город, состоящий изо льда и тайн, мы входим в столицу этой земли…
– И наконец мы возле честного Целефаиса в землях Ут-Наргай на брегах Церенейского моря.
Теперь мы плыли совсем низко, минуя увенчанный снежной шапкой пик.
– …Гора Аран, – молвила Дымка, и я разглядел на нижних склонах «чудные» деревья; а немного погодя на расстоянии проявились мраморные стены, минареты, бронзовые статуи. – Здесь в море впадает река Наракса. В некотором удалении лежат Танарийские пики. Бирюзовый храм, что вниз по улице Колонн, и есть то место, где великий жрец почитает Нат-Гортота. Вот так мы прибыли в место, куда меня призвали.
Мы медленно опустились на ярко горящий камень ониксовой мостовой. Снова нас окружили всевозможные звуки,
шорохи, говор, создаваемые отнюдь не ветром, чье дуновение я ощущал. Серая Дымка соскочила с моей спины, легко
приземлилась рядом, встряхнулась и огляделась по сторонам.
– Сюда ты приходишь в снах, пока дремлешь? – спросил я.
– Иногда, – ответила она. – А порой я оказываюсь в других местах. А ты?
– Мне кажется, что и я бывал здесь. Покружившись на месте, она секунду помедлила и неторопливо тронулась вперед. Я последовал за ней.
Мы шли довольно долго, но никто из торговцев, восседающих на верблюдах, или облаченных в увитые орхидеями одеяния жрецов не тронул нас.
– Здесь нет понятия времени, – заметила она.
– Не сомневаюсь.
Мимо проследовали матросы, идущие из окутанного розовой дымкой порта; солнечный свет отражался от мостовой, играл на минаретах. Ни одной собаки я поблизости не заметил, даже не почуял. Вдалеке показалось какое-то ослепительно сверкающее здание, к которому мы и направились.
– Дворец Семидесяти Наслаждений, вырезанный когда-то давным-давно из розового хрусталя, – пояснила она. – Отсюда Он и призвал меня.
Пока мы шли ко дворцу, мне начало казаться, что часть меня, обычно бодрствующая, теперь погрузилась в сон, а другая, которая обычно дремлет, наоборот проснулась. С такой внутренней переменой я без труда воспринимал все окружающие чудеса и на время отрешился от дневных переживаний и забот, свалившихся за последние несколько недель.
Хрустальный дворец высился над нами, мерцая подобно огромной глыбе розового льда, так что я старался не смотреть на него прямо, а пользоваться лишь боковым зрением. По мере нашего приближения все меньше народу встречалось по пути, солнце мягко светило с небес.
Когда мы вошли в пределы дворца, я заметил единственное живое существо во всей округе – небольшую серую тень, купающуюся в солнечных лучах на террасе перед дворцом: голова поднята, глаза внимательно разглядывают нас. Серая Дымка направилась прямо на террасу.
Тень оказалась очень старым котом, возлежащим на плите из черного оникса.
Приблизившись и распростершись на земле, Дымка обратилась к нему:
– Приветствую тебя, Высочайший Мурлыкающий.
– Серая Дымка, дочь моя, – ответил он, – здравствуй. Прошу тебя, поднимись.
Что она и сделала со словами:
– Мне показалось, будто я ощутила твое присутствие во время неистовства Древнейших. Благодарю тебя.
– Да. Я весь месяц за тобой наблюдаю, – подтвердил он. – И ты знаешь почему.
– Знаю.
Он повернул голову, его древние желтые глаза встретили мой взгляд. Я опустил морду – в знак уважения к его почтенному возрасту и еще потому, что Серая Дымка вела себя с ним как с персоной исключительной важности.
– Ты прибыла сюда в сопровождении пса.
– Снафф – мой друг, – ответила она. – Он вытащил меня из колодца, спас от молнии Древнейших.
– Да, я видел, он оттащил тебя в сторону, когда она ударила – как раз перед тем, как я решил вызвать тебя сюда. Он желанный гость здесь. Приветствую тебя, Снафф.
– Здравствуйте, сэр, – ответил я.
Не торопясь, старый кот поднялся на ноги, выгнул спину, потянулся и снова выпрямился.
– Времена настают крайне сложные, – промолвил он. – Вы создали необычный узор. Пойдем, пройдемся со мной, дочь моя, я хочу поделиться с тобой некоторыми соображениями относительно последнего дня. Ибо иные вещи представляются слишком незначительными взору Великих, и даже кошка может знать то, что неизвестно Древнейшим богам.
Дымка взглянула на меня, а поскольку лишь немногие умеют определять, когда я улыбаюсь, я кивнул головой.
Они пошли вокруг храма, а я подумал, наблюдает ли сейчас за нами из своего убежища, расположенного высоко в горах, некий древний волк, постоянно пребывающий настороже, неизменно повторяющий одно и то же: «Всегда будь начеку, Снафф, всегда». Даже сейчас у меня в ушах раздавалось его вечное ворчание, исходящее откуда-то из подсознания.
Я побродил по округе, поджидая возвращения Серой Дымки. Сложно было сказать, сколько они уже отсутствуют – в месте, где нет времени. Но, следовательно, они не должны пропасть надолго. Однако я оказался неправ.
Когда я увидел их, вынырнувших из-за угла дворца, то снова подивился, какой-такой странный каприз судьбы свел меня дружбой с открывающим. Который, к тому же, принадлежит к кошачьему племени.
Они приблизились, и я заметил, что Серая Дымка чем-то слегка озабочена, а если не озабочена, то уж озадачена точно. Это я понял по тому, как она подняла правую передою лапку и изучила коготки.
– Теперь сюда, – произнес старый кот, и по его взгляду я понял, что на сей раз приглашение относится и ко мне тоже.
Он провел нас по аллее, рядом с дворцом Семидесяти Наслаждений. По сторонам тянулись урны темно-коричневого, красно-коричневого и светло-синего цветов, инкрустированные искусно выполненными узорами из черненого серебра, ручки их были вырезаны из малахита, нефрита, порфира и хризоберилла. Здесь прятались забытые тайны храма. Пурпурные крысы разбегались, заслышав звук наших шагов. Крышка одной из урн задрожала, издав резкий звон, эхом отразившийся от стен из розового хрусталя.
– Сюда, – сказал кот, и мы прошли вслед за ним в затененную нишу, где обнаружилась дверь, ведущая внутрь храма. Рядом на хрустальной стене колыхалась несколько менее вещественная дверь: едва мы приблизились, как молочныи свет внутри внезапно проявившегося на хрустале прямоугольника забурлил.
Когда мы остановились перед ней, кот повернулся ко мне.
– Поелику ты есть друг моего друга, – сказал он, – я подарю тебе знание. Спрашивай меня, что хочешь.
– Что день грядущий мне готовит?
Он мигнул.
– Кровь, – произнес он затем. – Моря и океаны ее вижу вокруг тебя. И ты потеряешь друга. А теперь проходите во врата.
Серая Дымка шагнула в прямоугольник и исчезла.
– Что ж, и на том спасибо, – сказал я.
– Carpe baculum!2 – прокричал он мне вслед, каким-то образом поняв, что я еще не успел начисто позабыть латынь, и, вероятно, посмеявшись по-своему, по-кошачьи, приказав мне на классическом языке принести палку.
Постепенно привыкаешь к вечным подколкам со стороны кошек насчет собачьей жизни, хотя, думаю, их глава от подобных глупостей мог бы и воздержаться. Но он же все-таки кот и, по-видимому, очень давно не видел собаки, поэтому не смог удержаться.
– Et cum spiritu tuo, – ответил я и шагнул в дверь.
– Benedicte3, – донесся до меня далекий ответ.
Я снова повис в пространстве меж двух миров.
– Что там такое случилось? - окликнула меня Серая Дымка.
– Он на прощанье посмеялся над моей Вахтой.
– С чего бы это?
– Будь я проклят, если знаю. По его морде ничего нельзя прочитать, ты что, забыла?
Тут она внезапно нырнула в еще один прямоугольник. Очень странное зрелище представляла она – колеблющаяся, плоская картинка кошки. Затем Дымка превратилась в горизонтальную линию, концы черточки сошлись друг с другом, и все исчезло. Когда наступила моя очередь, дело оказалось куда проще. Я очутился рядом с ней на вершине Собачьего Гнездовища прямо перед каменной плитой, которая снова стала серым камнем с несколькими царапинками на нем. Солнце зависло далеко на западе, гроза уже кончилась.
Я огляделся по сторонам. Никто, вроде, за нами не шпионил.
– До заката время еще есть, так что мы успеем проверить место, которое ты вычислил, – предложила Дымка.
– Нет, оставим это до завтра. Я и так подзадержался, мне надо дом обходить.
– Хорошо.
Мы побежали домой. Я вспомнил о даре старого кота, но завтра будет завтра.
– Моим снам недостает пышности Целефаиса, – заметил я.
– А какие они?
– Я возвращаюсь в первобытный лес, где обитает старый волк по имени Ворчун. Он учит меня всему.
– Если там водятся зуги, – сказала она, – значит, мы пролетали над твоим лесом. Он к западу от реки Шай. Сразу под Вратами Глубоких Дрем.
– Может быть, – пробормотал я, сразу подумав о маленьких коричневых существах, которые жили на дубах, питались древесными грибами и бесследно исчезали, едва завидев людей. Ворчун частенько насмехался над ними, – впрочем, это его обычное расположение духа.
На западе багрянели облака, а наши лапы насквозь пропитались влагой, оставшейся на траве после грозы.
Кровь, моря и океаны крови. Возможно, стоит воспользоваться намеком.
Этой ночью мы с Ворчуном станем бесцельно бродить по лесам, пока не подеремся, и в очередной раз я буду бит.

9 Ответ от Giperion

  • Giperion
  • Administrator
  • Неактивен

Re: Роджер Желязны - Ночь в тоскливом октябре

23 ОКТЯБРЯ
С утра я снова взялся за работу: проверил Тварей, а затем обследовал все снаружи. Прямо перед нашей парадной дверью лежало черное перышко. Оно могло принадлежать Ночному Шороху. А могло случиться, что открывающие подбросили его, снабдив каким-нибудь мерзким заклинанием. А может, оно случайно залетело. Я отнес находку за дорогу, в поле, и помочился на нее.
Серая Дымка опять куда-то исчезла, поэтому я направился к дому Ларри. Он впустил меня, и я рассказал ему обо всем, что случилось с тех пор, как мы в последний раз виделись.
– Надо будет проверить тот склон, – сказал он. – Может, там раньше стояла часовня.
– Верно. Сходим прямо сейчас?
– Давай.
Пока он искал пальто, я рассматривал его растения. Некоторые экземпляры выглядели довольно-таки экзотично. Я не стал рассказывать ему о Линде Эндерби, поскольку в нашем разговоре он вскользь упомянул, что они беседовали о ботанике, и только. Может, Великий Сыщик и вправду увлекается цветами?
Он вернулся уже в пальто, и мы пустились в дорогу. Когда мы очутились в открытом поле, небо заволокло облаками, задул сильный ветер. Спустя немного времени мы наткнулись на огромные бесформенные следы, уводящие к скрытой пеленой бури ферме Дорогого Доктора. Я принюхался – пахло Смертью.
– Здоровяк снова выходил, – заметил я.
– Я туда так и не дошел, а надо бы познакомиться, – ответил Ларри. – Я даже начинаю подумывать, не тот ли это весьма знаменитый ученый, с которым мне доводилось встречаться? Может, это он продолжает свои исследования?
Дальше развивать мысль он не стал – мы вышли к дереву, в стволе которого глубоко увяз арбалетный болт.
– Что ты думаешь о викарии Робертсе? – спросил я тогда.
– Очень честолюбивый человек. Совсем не удивлюсь, если узнаю, что он поставил себе целью в одиночку добраться до конца и быть единственным, кто откроет Врата.
– А Линетт тут при чем? Ты же сам прекрасно знаешь, что принесение в жертву человека вовсе не так уж важно. Ну, может, что-то вроде смазки.
– Я думал о ней, – промолвил он. – По пути назад мы завернем к дому викария, покажешь мне ее комнату.
– Я и сам не знаю, где она. Но попрошу Серую Дымку сводить меня туда. А потом покажу тебе.
– Сделай это, пожалуйста.
Наконец мы подошли к склону невысокого холма, к месту, где, согласно моим расчетам, должен был располагаться центр.
– Ну что, это здесь? – уточнил он.
– Да, примерно. Плюс-минус. В отличие от остальных, я как правило, работаю не по карте.
Мы прошлись вдоль холма.
– Склон как склон, – наконец подвел он итог. – Ничего необычного, если только те деревья не остатки священной рощи.
– Они совсем молоденькие. По-моему, они выросли здесь лишь недавно.
– Да. И мне тоже так кажется. Но меня не покидает ощущение, будто в своих подсчетах ты что-то упустил. В этот вариант я вхожу?
– Да.
– Мы это уже обсуждали. А что если без меня? Куда тогда уйдет центр?
– На другую сторону холма и дальше на юго-восток. Ходьбы как от твоего дома до дороги перед хижиной Оуэна.
– Давай посмотрим.
Мы взобрались на холм, спустились по противоположному склону и повернули на юго-восток.
В конце концов мы вышли к какому-то болоту, где я и остановился.
– Вон там, – сказал я. – Еще шагов пятьдесят-шестьдесят. Не думаю, что нам стоит лезть в эту грязь, если и отсюда все видно. Тот же самый вариант.
– Да. Малопривлекательное зрелище. – Он некоторое время обозревал округу. – Тогда, – наконец промолвил он, – ты, наверное, кого-то упустил.
– Таинственный игрок? – спросил я. – Ты считаешь, что кто-то все это время прячется от нас?
– Похоже. А что, раньше такого не бывало?
Я поворошил в памяти, припоминая подробности Игр, в которых довелось участвовать.
– Случалось, – ответил я. – Но остальные обязательно вычисляли его.
– А откуда им было знать о его существовании?
– Оттуда, – сказал я. – Концы с концами не сходятся.
– Ну и?…
– Игра зашла слишком далеко. До сих пор никому не удавалось скрываться так долго. Обычно к этому времени уже все друг друга знают – осталась какая-то неделя.
– В случаях, когда кто-то прячется, каким образом вы раскрываете его?
– Как правило, все становится ясно к моменту «смерти» луны. Если же и после этого дня что-то не ладится, вывод один: существует еще какой-то игрок, тогда при помощи всякого рода гаданий вычисляют либо его самого, либо место, где он скрывается.
Может, и сейчас стоит попробовать то же самое, как ты считаешь?
– Да. Ты прав. Конечно, у меня несколько иной профиль. Хотя о подобных процессах мне кое-что известно, я в первую очередь сторож и занимаюсь расчетами. Но могу попросить кого-нибудь.
– Кого именно?
– Пока не знаю. Сначала я должен выяснить, кто это умеет, а затем найти способ договориться с ним таким образом, чтобы потом мне сообщили результат. После чего, естественно, поделюсь информацией с тобой.
– А если окажется, что этого человека ты терпеть не можешь?
– Не имеет значения. Даже когда направо и налево мрут люди, существуют определенные правила поведения. И если ты не будешь им следовать, то долго не протянешь. Кроме того, я могу располагать чем-то, что требуется этому человеку, – например, помимо расчета центра я умею делать и другие расчеты.
– И какие же?
– О, расчеты места, где находится тело. Где растет какая-то важная травка. Где можно раздобыть особый ингредиент.
– В самом деле? Никогда не слышал, что такое возможно. И как это, очень сложно?
– Когда сложно, когда не очень.
Мы развернулись и не спеша направились в обратную сторону.
– Ну, к примеру, трудно рассчитать, где лежит тело? – спросил он, пока мы поднимались на холм.
– На самом деле это довольно легко.
– Так, может быть, ты попробуешь вычислить, где сейчас тот полицейский, которого мы скинули в реку?
– Нет, как раз вот это будет весьма неблагодарным дельцем – слишком много переменных вовлечено. Если же ты просто потерял труп или знаешь, что кто-то умер, но не знаешь где, – это совсем несложно.
– Очень смахивает на обыкновенное предсказание, – сделал вывод Ларри.
– А когда ты говорил о «предчувствиях», мол, знаешь, что вот-вот должно что-то произойти, и где, и кто при этом будет присутствовать, – разве это не предсказание?
– Нет. Мне кажется, это, скорее, какое-то подсознательное умение обрабатывать статистические данные, берущее начало в знании человеческих поступков.
– Ну, а я большей частью рассчитываю все в открытую, тогда как ты делаешь это подсознательно. Ты совершаешь те же самые расчеты, только интуитивно.
– А то, как ты находишь тела? Слишком уж это отдает ворожбой.
– Так кажется только тем, кто не знаком с этим делом. Кроме того, ты совсем недавно имел честь убедиться, что происходит с моими расчетами, если я вдруг упускаю какой-нибудь важный фактор. Вряд ли это можно назвать даром предвидения.
– Предположим, я сказал тебе, что все утро меня преследует ощущение, будто один из игроков умер?
– Нет, боюсь, это выше моих сил. Мне надо знать, кто и при каких обстоятельствах – хоть что-нибудь. Я имею дело с фактами и вероятностными факторами, а не гадаю на картах. Кстати, ты это серьезно насчет своего ощущения?
– Да, настоящее предчувствие.
– То же самое ты почувствовал, когда прикололи Графа?
– Нет, тогда я ничего не ощутил. Правда, скажем так, я несколько сомневаюсь в том, что его можно отнести к живым созданиям.
– Словами играем, – усмехнулся я, и он, уловив мою насмешку, улыбнулся в ответ. Что ж, начинаем узнавать друг друга.
– Не хочешь показать мне Собачье Гнездовище? Признаюсь, ты заинтриговал меня.
– Пойдем, – сказал я, и вскоре мы уже подходили к холму с нагромождениями плит.
Поднявшись на холм, мы немного покружили на вершине, и я продемонстрировал ему камень, через который нас с Дымкой утянуло в мир Грез. Выбитые на камне письмена снова превратились в едва различимые царапинки. Он даже разглядеть их толком не смог.
– Хороший вид открывается отсюда, – заключил Ларри, поворачиваясь и окидывая взглядом раскинувшиеся перед нами просторы. – А, вон тот старый особняк. Интересно, прижились ли у миссис Эндерби саженцы, что я ей подарил?
Это был мой шанс. Думаю, я мог бы ухватиться за упоминание о ней и под этим предлогом выложить Ларри всю историю целиком, начиная с Сохо, Но, по крайней мере, теперь я хоть понял, что удерживает меня. Он напомнил мне одного знакомого – Рокко. Рокко был огромным вислоухим псом, вечно радующимся чему-то, счастливым, постоянно пускающим слюни и ведущим себя так, будто жизнь вся пронизана исключительно высшими материями и все вокруг благородны и чисты. Некоторых эта его позиция очень раздражала. Слишком уж недалеким он был. Как-то раз на улице я окликнул его, и он кинулся ко мне через дорогу, не глядя по сторонам, одолеваемый своими щенячьими радостями. И угодил прямо под телегу. Я бросился к нему, и будь я проклят, если он по-прежнему не засветился от счастья, увидев меня в последние минуты жизни. Если б я держал пасть закрытой, то, может быть, он бы радовался жизни до сих пор. А получилось… В общем-то, Ларри не был так глуп, как Рокко, но грешил подобной же склонностью к «здоровому» энтузиазму. Он уже давно мучился проблемой постоянных обращений в волка, и вот сейчас, вроде бы, нашел путь к ее разрешению, а Великий Сыщик в своем маскараде ободрил и вдохновил его. Ну, а так как Ларри умел держать рот на замке, то я вспомнил Рокко и подумал: да и черт с ним. Потом.
Мы спустились с холма. На обратном пути я дал ему волю и позволил беспрепятственно рассуждать о тропических растениях, растениях умеренной зоны и арктических областей, об их дневных и ночных циклах, о лечении травами, восходящем аж к заре времен. Когда мы приблизились к дому Растова, на глаза мне попалась на редкость подозрительная веревка, свешивающаяся с ветви дерева и раскачивающаяся на ветру. Присмотревшись, я понял, что это не кто иной, как Ползец, и он настойчиво подает мне какие-то сигналы.
Ускорив шаг, я подбежал к левой обочине.
– Снафф! Я искал тебя! – крикнул Ползец. – Он все-таки сделал это! Все-таки сделал!
– Сделал что?
– Покончил с собой. Я вышел поискать себе пропитания, а вернулся – он висит. Я знал, что он в депрессии. Я же говорил тебе!
– Когда ты его обнаружил?
– Час назад, – ответил он. – И сразу отправился искать тебя.
– Когда ты уполз из дома?
– На рассвете.
– С ним было все в порядке?
– Да. Он уже спал. А всю ночь перед этим пил.
– Ты уверен, что он действительно покончил с собой?
– На столе рядом стояла бутылка.
– Это еще ничего не значит, он пил беспробудно.
Заметив, что я разговорился с Ползецом, Ларри остановился, поджидая. Я извинился перед змеем и ввел Ларри в курс дела.
– Похоже, твои предчувствия оправдались. Но здесь мои расчеты оказались бы бессильны. – И тут у меня в голове мелькнула идея. – Икона, – сказал я. – Она на месте?
– Ее нигде не было видно, – ответил Ползец, – Впрочем, как всегда: он достает ее только по особым случаям.
– А ты проверил место, где он обычно хранит ее?
– Я не могу. Для этого нужны руки. Под его кроватью есть потайная доска, она плотно примыкает к остальным и ничем не отличается, но любой, у кого есть пальцы, может приподнять ее. Под ней пустое пространство. Он хранит икону там завернутой в красный шелковый платок.
– Я попрошу Ларри поднять доску, – сказал я. – Двери заперты?
– Не знаю. Попробуйте. Как правило, он запирается. Но даже если так, то есть еще щелочка в окне, сквозь которую я выбираюсь наружу. Вы можете приподнять раму и пролезть внутрь.
Мы повернули к дому. Ползец соскользнул с дерева и потек за нами следом.
Наружная дверь была чуть приоткрыта. Мы вошли и подождали змея.
– Куда теперь? – спросил я.
– Прямо, в дверь.
Мы очутились в комнате, которую я видел и раньше, в прошлый раз, когда заходил за Ползецом. А прямо посреди нее, на веревке, перекинутой через балку, висел Растов – пряди нечесаных черных волос падали на бледное лицо, торчала растрепанная борода, темные глаза вылезли из орбит, из левого уголка рта на бороду стекала полоска крови, теперь высохшая и своим видом напоминающая бурый страшный шрам. Лицо его побагровело и раздулось.
Рядом лежал перевернутый стул.
Несколько мгновений мы изучали останки Растова, мне же вспомнились предсказания старого кота. Не эту ли кровь он имел в виду?
– Где спальня?
– В задней половине дома, – прошипел Ползец,
– Пойдем, Ларри, – сказал я. – Поможешь нам, поднимешь одну доску.
В спальне царил кавардак: на полу валялись пустые бутылки, кровать была разобрана, от простыней несло заскорузлым человечьим потом.
– Там, под кроватью, одна доска не прибита, – обратился я к Ларри. И повернулся к Ползецу: – Какая именно?
Змей скользнул под кровать и затормозил на третьей от стены доске.
– Эта.
– Та, на которую показывает Ползец, – объяснил я Ларри. – Пожалуйста, подними ее.
Ларри опустился на колени и подцепил край доски ногтями. Та легко подалась, и он осторожно приподнял ее.
Ползец заглянул внутрь. Я заглянул внутрь. Ларри заглянул внутрь. Красный платок все еще лежал там, но никакой дощечки три на девять дюймов со странным рисунком на ней не было и в помине.
– Пусто, – прокомментировал Ползец, – Она, наверно, там, в комнате, где-нибудь возле него. Мы, должно быть, просмотрели ее.
Ларри опустил доску на место, и мы вернулись в комнату, где висел Растов. Все тщательно обыскали, но икона словно испарилась.
– Мне почему-то кажется, что он не покончил с собой, – поделился сомнениями я. – Кто-то помог ему, воспользовавшись тем, что он был пьян или с похмелья. А потом обставил дело так, будто Растов сам повесился.
– Он был довольно сильным человеком, – подтвердил Ползец. – Но если сегодня утром первым делом он снова приложился к бутылке, то вряд ли был в состоянии защитить себя.
Я доложил о наших размышлениях Ларри, и тот согласно кивнул.
– А в доме такой беспорядок, что нельзя точно утверждать, была здесь борьба или не было, – добавил он.
Хотя, если уж на то пошло, убийца, сделав свое дело, мог расставить мебель по местам. Я должен сообщить об этом констеблю. Скажу, что просто проходил мимо, увидел открытую дверь и зашел. По крайней мере, я действительно несколько раз заглядывал к Растову. Нельзя сказать, что мы вообще не были знакомы. Да и откуда констеблю это знать?
– Да, думаю, это лучший выход из положения, – согласился я. А потом, снова оглядев труп, добавил: – И по одежде ничего нельзя определить. Похоже, он спал в ней, да и не раз.
Мы вернулись в переднюю.
– Что ты теперь будешь делать, Ползец? – спросил я. – Хочешь, переезжай к нам с Джеком. Так проще будет: как-никак, и ты, и мы – закрывающие.
– Нет, спасибо, – прошипел он в ответ. – Довольно с меня всяких Игр. Он был хорошим человеком. Он заботился обо мне. Ему были не безразличны человеческие судьбы, судьбы мира. Ну, как это называется у людей – сострадание! У него слишком сильно было развито чувство сострадания. Думаю, потому-то он столько и пил. Он внутри себя переживал страдания других людей. Нет, с Игрой покончено. Поползу-ка я обратно в леса. Мне известно несколько норок, в которых обитают мыши. А теперь, прошу вас, оставьте меня, я хочу побыть один. Надеюсь, еще увидимся, Снафф.
– Как скажешь, Ползец, – кивнул я. – Если зимой придется худо, ты знаешь, где найти нас.
– Да, спасибо. Прощайте.
– Удачи тебе.
Мы с Ларри зашагали обратно к дороге.
– Что ж, мне туда, – сказал он, поворачивая направо.
– А мне – сюда.
И я свернул налево.
– Продолжение следует, значит, до встречи, – сказал он.
– Да.
Я побежал домой. «И ты потеряешь друга», – добавил тогда старый кот. Эта фраза совсем вылетела у меня из головы.

Джека дома не было, и я быстренько пробежался по комнатам, убеждаясь, что за время моего отсутствия ничего не изменилось. Выйдя затем на улицу, я взял след Джека и проследил его до самого дома Сумасшедшей Джилл.
Со стены за мной наблюдала Серая Дымка.
– Привет, Снафф.
– Привет, Дымка. Джек у вас?
– Да, он сейчас обедает вместе с хозяйкой. У него кончилась провизия, и она решила покормить его перед отъездом.
– Отъездом? – удивился я. – И куда мы собрались?
– В город, за продуктами.
– Да, он и в самом деле что-то такое упоминал – у нас, вроде, вышли все запасы, и надо, мол, съездить на рынок.
– Именно. Он послал за каретой. Она прибудет за нами примерно через час. Жду не дождусь, уже соскучилась по городу.
– И ты едешь?
– Мы едем все вместе. Хозяйке тоже кое-что потребовалось.
– Может, нам лучше остаться, присмотреть за домами?
– У хозяйки есть отличный заградительный заговор, время действия – как раз один день. Она поделится с вами. А заодно с его помощью можно будет узнать, кто пытался проникнуть в дом во время вашего отсутствия. Насколько я поняла, отчасти мы едем в город, чтобы проверить, не попробует ли кто-нибудь воспользоваться предоставившейся возможностью. Проезжающую карету увидят все. А по возвращении мы узнаем, кто же наши самые заклятые враги.
Если не ошибаюсь, решение было принято совсем недавно?
– Утром, тебя просто не было.
– Да, может, самое время, – задумчиво проговорил я, – до действа осталась какая-то неделя, а столько всего происходит…
– О? – Она поднялась, потянулась и спрыгнула со стены. – Что-нибудь новенькое?
– Пойдем пройдемся, – предложил я.
– Куда?
– Навестим викария. Ты сказала, что в нашем распоряжении есть час.
– Хорошо.
Мы выбежали со двора и направились на юг.
– Да, – кивнул я наконец. – Мы потеряли чокнутого монаха.
И я изложил все случившееся сегодня утром.
– Ты считаешь, это дело рук викария? – спросила она.
– Скорее всего. Он наиболее агрессивный изо всех игроков. Но вовсе не поэтому я хочу навестить его. Надо выяснить, где находится комната, в которой он держит Линетт.
– Да, конечно, – согласилась она. – Если сейчас в его распоряжении находятся перстень Графа, икона Альхазреда да еще и пятигранная чаша, за эту неделю он может основательно подпортить нам настроение. Ты сказал, что они в каком-то смысле увеличивают его отвагу, и мне показалось, будто ты имел в виду саму церемонию, но он уже сейчас способен причинить немало вреда. Я спрашивала у хозяйки.
– В каком-то смысле да.
– Но ты ведешь себя так, словно это неважно.
– Я действительно считаю, что это не так уж и важно. Он был бы просто дураком, если б решил воспользоваться атрибутами таким образом – здесь ему придется полагаться только на собственные возможности и силы. Атрибуты имеют свойство давать отдачу, если их использовать в неположенный срок. Если только викарий не настоящий мастер, в чем я сильно сомневаюсь, он больше навредит себе, чем кому бы то ни было.
– С чего ты это взял? Может, он действительно мастер?
– Сомневаюсь, чтобы мастер, обладающий силой, стал бегать по округе с арбалетом, стрелять летучих мышей и замышлять человеческое жертвоприношение, когда это абсолютно не нужно – так, на всякий случай. Он не уверен в себе. Настоящий мастер старается не растрачиваться по мелочам и предпочитает не пользоваться искусственными методами наращивания сил.
– Ты меня убедил, Снафф. А что, если он чересчур сомневается в себе? Вдруг ему все равно вздумается опробовать на нас силу атрибутов – расчистить поле деятельности и заодно облегчить для себя заключительную стадию Игры?
– Если он настолько глуп, то и получит по голове.
– Но не забывай, ведь на кого-то он направит свой удар. И целью он может избрать вас.
– Я придерживаюсь принципа: тебе ничто не грозит, пока твоя душа чиста.
– Приму на заметку.
Когда мы достигли дома викария, Дымка обежала его и остановилась у задней стены здания.
– Вон там, – показала она, кивая на окно прямо у нас над головами. – Там комната Линетт.
– Мне не приходилось встречаться с ней, – сказал я.
– Как сказала Текила, девочка вот уже несколько недель сидит взаперти.
– Интересно, и надежны ее запоры?
– Насколько мне известно, сбежать ей не удалось. И я же рассказывала тебе: она прикована к кровати цепью.
– Толстой?
– Трудно сказать. Хочешь, чтобы я вскарабкалась туда и проверила еще раз?
– Да, наверное. Я вот думаю, викарий сейчас дома?
Мы можем заглянуть в конюшню, посмотреть, там ли его лошадь.
– Давай.
Мы прокрались к небольшой конюшне и нырнули внутрь. Там было всего два стойла, и оба пустовали.
– Уехал по делам, – заключила Дымка.
– Что вам здесь нужно? – донесся чей-то голос с балок.
Задрав голову, я смерил взглядом ворону-альбиноса.
– Привет, Текила, – сказала Серая Дымка. – Так, проходили мимо, дай, думаем, зайдем, проверим, слышала ли ты уже о Растове.
Последовало секундное молчание, а вслед за тем:
– И что же Растов?
– Он мертв, – сообщила Серая Дымка. – Повесился.
– А змей?
– Уполз обратно в леса.
– Чудесно. Никогда не любила змей. Они нападают на гнезда, воруют яйца.
– А у тебя какие новости?
– Знаю только, что здоровяк снова объявлялся. В доме разразился шумный спор, он на какое-то время ушел в сарай и сидел там, забившись в угол. За ним пришел Дорогой Доктор, и они опять заспорили. И тогда здоровяк убежал в ночь. Хотя потом снова вернулся.
– Интересно. О чем же они там спорили?
– Не знаю.
– Ну, ладно, мы пойдем. Пока.
– Ага.
Мы вышли из конюшни и снова остановились у дома викария. Серая Дымка обернулась.
– С той балки ей нас не видать, – сказала она. – Ну что, я полезла?
– Погоди, – остановил ее я. – Хочу попробовать один фокус, которому научился у Ларри.
Я приблизился к двери черного хода и оглянулся на конюшню. Белое пятно в поле зрения не объявлялось.
Поднявшись на задние лапы, сначала я оперся на дверь, чтобы сохранить равновесие, постоял так чуть, а затем, обхватив обеими передними лапами ручку двери, надавал на нее. И одновременно развернулся всем телом. Чтобы приноровиться, мне пришлось повторить то же самое трижды. На третий раз ручка подалась и повернулась достаточно, чтобы до слуха донесся едва слышный щелчок. Под моим весом дверь бесшумно провалилась внутрь. Я привел тело в нормальное положение и ступил в дом.
– Хороший фокус, – похвалила Дымка, идя шаг в шаг за мной. – Заклятий никаких не чувствуешь?
– Нет.
Плечом я прикрыл дверь, но не плотно. Так, чтобы потом ее можно было быстро открыть лапой, если придется отступать.
– Что теперь? – спросила она.
– Давай найдем лестницу. Хотелось бы выяснить, насколько прочны оковы девочки.
По пути мы остановились у кабинета, и Дымка показала мне чашу и череп в ней. Чаша, естественно, была самой что ни на есть настоящей. Я не раз созерцал ее в прошлом. Однако ни икона, ни перстень напоказ выставлены не были, а демонстрировать свои навыки взломщика на ящиках стола мне что-то не хотелось. Мы вернулись к поискам лестницы.
Лестницу мы обнаружили на западной стороне дома и поднялись по ней наверх. Серая Дымка провела меня к комнате Линетт. Дверь была закрыта, но это вовсе не означало, что она заперта на ключ, девочку-то держала цепь.
Я снова пустил в ход трюк с дверной ручкой, и на этот раз он сработал при первой же попытке. Надо будет еще чему-нибудь научиться у Ларри.
При виде нас глаза Линетт широко раскрылись.
– Ой, – только и смогла вымолвить она.
– Я пойду потрусь об нее и дам приласкать себя, – сказала Серая Дымка. – Людям это очень нравится. А ты пока займись цепью.
Вообще-то, меня больше интересовали замки. Но только я принялся за дело, как услышал далекий стук копыт. Судя по всему, лошадь гнали во весь опор.
– Ой-ой, – проговорила Дымка в паузах между довольным мурлыканьем, тогда как девочка гладила ее и расписывала ее достоинства. – Текила, должно быть, видела, как мы вошли, поэтому полетела и подняла тревогу.
Я быстренько закруглился с осмотром. Цепь оказалась достаточно надежной, чтобы делать свое дело, и к кровати она была прикована внушительным замком. Замок, качающийся на ножке Линетт, размером был поменьше, но все равно с налету его не взять.
– Все, я узнал, что нужно, – сказал я.
Звук копыт приблизился к дому, обогнул угол, и до меня донеслось тяжелое дыхание лошади.
– Сваливаем отсюда! – крикнула Серая Дымка, спрыгивая на пол и устремляясь к лестнице.
Всадник как раз спешивался, пока мы скатывались на первый этаж. Секунду-две спустя я услышал, как хлопнула дверь черного хода.
– Неудача, – констатировала Дымка. – Я займусь
викарием.
– Да черт с ним! Я разобью окно в кабинете!
Я уже завернул за угол, когда с другой стороны коридора появился отвратительный маленький человечек с хлыстом в руке. Он надвигался прямо на меня. Мне пришлось притормозить, чтобы увильнуть в кабинет, но хлыст все-таки успел перепоясать мне спину. Однако, прежде чем викарий успел замахнуться во второй раз, прямо ему в лицо, выпустив когти, метнулась Серая Дымка.
Позади раздался истошный вопль, я пронесся через комнату и, закрыв глаза, сиганул в окно. Я вынес собой все, что было можно, дождь осколков сопровождал меня до самой земли. Приземлившись, я развернулся и поискал глазами Дымку.
Ее нигде не было видно, но изнутри донесся отчаянный «мяв». Два прыжка – и я снова в кабинете. Викарий держал ее за задние лапы и вовсю обрабатывал хлыстом. Когда плеть соприкоснулась с ее шкурой, Дымка снова заорала, но он уже выпустил ее, так как моего возвращения он явно не ожидал. Приникнув к полу, я медленно подкрадывался к нему, уши – прижаты, а в горле перекатывался угрожающий рык, точь-в-точь как в последний раз, когда мы боролись с Ворчуном.
Викарий взмахнул хлыстом, но я проскочил прямо под ним. Если Дымка погибла, жить ему оставалось считанные секунды. Но я услышал ее мяуканье сзади:
– Я ушла!
И всем телом врезался викарию в грудь, сбив его с ног.
Челюсти мои были наготове, и целился я в горло. Вовремя поняв, что она благополучно скрылась, я немного повернул голову и впился ему зубами в правое ухо, хрящ громко треснул. Я соскочил с него, одним прыжком миновал кабинет и вслед за Дымкой очутился во дворе церквушки. Из дома неслись вопли викария.
– Хочешь, прыгай ко мне на спину! – крикнул я ей.
– Нет! Бежим!
И всю дорогу домой мы мчались, как проклятые. Когда мы лежали перед ее домом, – я все никак не мог отдышаться, она же вылизывала шкурку, – я сказал:
– Прости, Дымка, что втравил тебя в эту авантюру.
– Я знала, на что иду, – ответила она. – Что ты там сотворил с ним, когда убегал?
– Покромсал его ухо в лохмотья.
– Зачем?
– Он ударил тебя.
– Мне и раньше доставалось, бывало и хуже.
– Это не оправдание.
– Ты обзавелся смертельным врагом.
– Дурак он и есть дурак.
– Дурак может использовать против тебя атрибуты. Или еще как-нибудь отомстить.
Я глубоко вздохнул. По нашим телам скользнула тень какой-то птицы. Посмотрев наверх, я вовсе не удивился, обнаружив, что над нами кружит Текила.

Я перекусил, быстро навел порядок дома, а к тому времени и карета уже подоспела. Мы загрузились и покатили в сторону города. Я примостился у окна, Серая Дымка свернулась клубочком на сиденье прямо передо мной. Хозяин с хозяйкой расположились у другого окна, друг напротив друга, и о чем-то болтали. Я заработал лишь пару царапин, порезавшись осколками стекла, у Дымки же по правому боку вздулся рубец от удара хлыстом. Не могу сказать, что душа моя была чиста, когда я думал о викарии.
Я наблюдал за небом. Не успели мы проехать и мили, как над нами снова мелькнула Текила. Она покружилась над каретой, а затем спустилась пониже, заглядывая в окошко. После чего исчезла. Я не стал будить Серую Дымку – все происшедшее было слишком незначительным.
Небо затянуло облаками, в бок кареты время от времени ударяли порывы ветра. Мы миновали цыганский табор – лишь изредка меж телегами мелькали люди, музыкой и не пахло. Я прислушался к стуку копыт, задумался о выбоинах на дороге и о том, что кучер умышленно налегает на кнут, чтобы побыстрей закончить долгий рабочий день. И от души порадовался, что я не лошадь.
Вскоре мы переехали через мост. Я проводил взглядом грязные воды реки и подумал, где сейчас носит тело нашего полисмена. Интересно, была ли у него семья?
Мы проследовали по Флит-стрит к Стрэнду, а затем свернули к Уайтхоллу. Над нами вновь замелькала белая ворона. По пути мы несколько раз останавливались, чтобы подкупить кое-чего. Когда мы в последний раз высадились у Вестминстера, где в полночь всегда полно гуляк, Джек обратился ко мне:
– Давайте встретимся здесь часа через полтора. Нам надо сделать несколько очень личных покупок.
Я не возражал, так как мне нравилось бродить по городским переулочкам. Серая Дымна повела меня к извозчичьему двору, показать, где ее когда-то подвесили за хвост.
Около часа мы бродили по улицам, принюхивались ко всевозможным запахам, наблюдали за прохожими. Но затем, когда мы свернули в один переулочек, чтобы срезать угол, я вдруг почувствовал, что творится неладное. А буквально за секунду до этого из дверного проема прямо перед нами выступила плотненькая фигурка викария, голова его была перемотана бинтами, на месте правого уха торчала бесформенная шишка. На плече восседала Текила, белый цвет ее перьев настолько сливался с бинтами, что создавалось впечатление, будто у викария внезапно отросла вторая голова. Ворона, должно быть, следила за нами и сообщала о наших передвижениях викарию. Я обнажил клыки и двинулся вперед. Позади раздался подозрительный топот. Двое мужчин с дубинками выпрыгнули из подворотни и быстро приближались, размахивая своими орудиями. Я попытался было развернуться и броситься на них, но поздно. До ушей донесся торжествующий хохот викария, и мне на голову обрушился страшной силы удар. Последнее, что я успел увидеть, – это Серая Дымка, убегающая прочь по переулку.

Очнулся я в грязной клетке; ноздри, глотку, легкие наполняла тошнотворная вонь. Я понял, что меня усыпили хлороформом. Голова раскалывалась от боли, спина мучительно ныла. Я сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы немного прочистить дыхательный аппарат. Со всех сторон раздавались стоны, рычание, жалобное мяуканье и тихие, резкие, страдальческие всхлипы. Когда ко мне вновь вернулось обоняние, в нос ударили многочисленные запахи собак и кошек всех пород и мастей. Я поднял голову, осмотрелся, и сразу пожалел об этом.
Клетки вокруг были забиты увечными животными: собаки и кошки без хвостов и с ампутированными лапами, слепой щенок со срезанными ушами, кошка, у которой отсутствовала почти половина шкуры, постоянно мяукающая, – когда она зализывала раны, взгляду открывалась освежеванная плоть. Что это за сумасшедший дом? Я быстренько проверил, все ли на месте у меня.
Посреди комнаты был водружен операционный стол, рядом с которым лежал огромный поднос со всяческими инструментами. На крюках, сразу у двери, висели медицинские халаты, когда-то бывшие снежно-белыми, теперь же их украшали весьма подозрительные разводы.
Голова немного прояснилась, ко мне вернулась память, и тут я понял, что случилось. Викарий сдал меня вивисекторам. По крайней мере, Дымка спаслась. Это уже кое-что.
Я изучил дверцу клетки. Задвижка была достаточно элементарной, но проволока, обтягивающая клетку, не давала добраться до нее. А саму проволоку не взять ни когтем, ни клыком – слишком толстая. Что бы в этом случае посоветовал Ворчун? В первобытных лесах все было куда проще.
Первое, что мне пришло на ум, – это прикинуться смертельно усталым, когда они придут за мной, а потом, когда дверца отворится, прыгнуть и вцепиться в горло. Но у меня было предчувствие, что я окажусь не первым, кто попробует провернуть подобный трюк, и где сейчас мои предшественники? Однако не могу же я просто лежать и ждать, когда мое тело послужит вящей славе медицины. В итоге я решил остановиться на этом плане, если только не придумаю что-нибудь поумнее.
Естественно, когда они пришли за мной, то были ко всему готовы. За свою жизнь они навидались немало клыков и научились избегать их. Их было трое, и у двоих на руках были натянуты толстые войлочные рукавицы длиной по локоть. Так что когда я вскочил на ноги и, разинув пасть, устремился на них, мне просто сунули в глотку войлочную рукавицу, одновременно схватили за ноги и держали, пока кто-то выворачивал мне ухо. Они действовали весьма умело, и меньше чем через минуту я был намертво прикручен к операционному столу. Лишь мелькнула запоздалая мысль: интересно, сколько времени я валялся без сознания, раз мои пленители успели столь основательно подготовиться?
Переговариваясь друг с другом, они начали приготовления к своему кровавому дельцу. Я прислушался.
– Странно, чего это ему выкладывать такие деньжищи за псину какую-то? – сказал тот, который выкручивал мне ухо.
– Да, довольно необычное требование, и здесь придется поработать, – кивнул мужчина, раскладывающий инструменты ровными блестящими рядами. – Принеси-ка чистые ведра для органов. Он особо настаивал, чтобы, пока мы будем резать пса, в те куски, которые пойдут на свечи, не попало никакой посторонней крови или других примесей.